Виктор Мартинович: Две Беларуси становятся одной
Одним из достижений 2017 года стало начало сближения двух реальностей, на которые последние двадцать лет была разделена наша страна. Имеются все шансы для того, чтобы это сближение продолжилось и в новом году и завершилось тем, что никаких «двух Беларусей» в январе 2020-го уже не останется. Но для этого мы все должны научиться объединяться.
Принципиальным отличием процессов, которые происходят в культуре и общественной жизни теперь, является их парадигмальный характер. Концерт Вольского в Prime Hall, круглые столы по Куропатам, Конгресс исследователей, который готовятся провести в Беларуси в сотрудничестве с Академией наук, реклама symbal.by на проспекте — все это явления совершенно отличающиеся давнишней встречи рокеров с Пролесковским. До сих пор попытки объединения двух стран, в которых мы живем, были лишь манипулятивной «либерализацией». Обычно привязанной к быстротечной политической конъюнктуре. Сейчас же видим ситуацию исчерпания обеих парадигм развития, в которых по отдельности двигались обе Беларуси.
Первая Беларусь, назовем ее дотационной, конструировалась десятилетиями за государственные средства. Ее авторами и исполнителями были не самые талантливые люди — прямые доказательства тому вокруг нас, в оставленных ими культурных артефактах. Несмотря на щедрое финансирование, за время независимости из их песен, фильмов, книг и спектаклей не состоялось не то что большого стиля, но и даже какой-никакой самости. Официальная культура потребляла и не вырывалась вперед. Она давила на тормоз сильнее, чем на газ, так как тормоз был более безопасным. Она подражала русским сериалам и бормотала что-то о славянском братстве (в которое, как доказывает крымнаш, россияне перестали верить первыми). История Беларуси и современность Беларуси были одинаково неприкосновенны: первая — из-за страха упреков в консерватизме, вторая — просто из-за страха. В результате — за редкими исключениями — если получалось не абы что, то обычно получался кич.
Другая Беларусь — назовем ее нелегальной— все это время существовала наперекор. Она будто бы и говорила о важном: и об истории, и о настоящем, и о смешном, и о том, что болит. Но ее не было видно. Ведь она была не то чтобы запрещенной, но и не так чтобы очень уж разрешенной. Короче, «вы же сами понимаете». Книжные чтения для тридцати человек, спектакли в коридорах государственных театров, концерты в клубе «Граффити». Широкая известность в узких кругах. Пение шепотом. Писание для никого. Да, это создавало ореол культовости. Да, это давало надежду на то, что однажды придет день, миллионы вспомнят, и тогда… Но годы шли, головы седели, и никакого «тогда» не наступало. Целая генерация ушла в небытие: их книги, изданные в середине нулевых тиражами 300 экземпляров, всем нам еще предстоит вспомнить, перечитать и ввести в культурный обиход.
Первые боялись, других не-существовало. Первые создавали не-культуру, которая воспитывала миллионы, другие конструировали интеллектуальную Беларусь, обитателями которой были три тысячи жителей. Слава богу, обе парадигмы себя исчерпали.
Дотационная Беларусь начала шаги навстречу Беларуси нелегальной, потому что, во-первых, стали высыхать дотации. И выяснилось: чтобы собирать деньги на площадке «Талака», надо предлагать нечто конкурентоспособное. Для чего следует начать с вопроса, а что такого глобального мы делали все предыдущие двадцать лет. К тому же дотационная Беларусь, с ее георгиевской лентой, с ее вниманием к советской мифологии, березками, аистами и белыми крыльями, как-то за один год потеряла актуальность. Ведь теперь центр производства советского находится в 700 км на восток (и даже такси в Москве снова стали желтыми, с шашечками). И, укрепляя советскую самость, ты расширяешь круг людей, которые хотели бы голосовать за Путина — президента в Беларуси. Наконец, пришло время подытожить расходы и посмотреть на результаты: что было написано, спето, снято за прошедшие годы? И если все минчане все равно выбирают прежде всего те такси, в которых ставят Вольского и «Ляписов», то не следует ли наконец перестать делать вид, что и Вольский, и Михалок — пасынки страны?
Но исчерпала себя и моя нелегальная Беларусь: ведь то, что казалось элитарностью, оказалось маргинальностью. Пока на той стороне создавалась пусть и корявая, но система, здесь лидировали упадок и декаданс. Ведь не может существовать литература без читателя, театр без зрителя, музыка без зала (и концертного удостоверения).
Понять, как мы оказались во вражеских окопах, по разные стороны от культурной границы, — та еще задачка. Не странно ли это: маленькая страна, в которой два союза писателей, два союза журналистов, в которой дублируется в «официальном» и «запрещенном» регистре почти каждая общественное явление, включая телевидение. И если тебя нет на ОНТ, на твои мероприятия обязательно придет Белсат (и наоборот). Как это произошло? Откуда взялась привычка вешать на любого творца культуры маркер «наш» — «не наш»? У меня есть одно предположение. И если оно заслуживает внимания, окопной эпохе действительно наступает конец.
При таких сближениях важны два начала. Первое: должен загореться зеленый свет. Второе: тому, кто был обособлен запретом, следует перестать обижаться и двинуться навстречу тем, кто в свое время врубал красный. Что касается зеленого света, то примеров его включения за прошлый год наберется до черта. Будем надеяться, светофор не сменится желтым после того, как пройдут выборы в местные советы (хотя кому они вообще интересны, те выборы в местные советы?). Продолжится ли движение навстречу? Хватит ли сил проглотить горечь? Дай Бог, чтобы хватило.
Я бы так наверняка хотел бы видеть Беларусь без ограничений. Страной, где основным разделением является на «годных» и «негодников», талантливых и бездарей, которым следует держаться как можно дальше от сцены и кино. Так во всем мире. И почему это мы в этом должны были отличаться?
Белорусский язык — маркер, по которому когда-то можно было провалиться в нелегальный Аид, — больше не порок. Партии уже 27 лет как нет. Крым не наш. Альгерду ставят памятники. По большинству вопросов — согласие. Так почему бы не простить и не объединить усилия?
Ведь, знаете, две страны для десятимиллионного народа — это чересчур много.
