Полвека с клеймом предателя: история одной провокации
Минск был захвачен вермахтом на седьмой день войны, а уже на четвертый в городе не было никого из руководства. Антинацистское сопротивление здесь возникло стихийно, без управления из Москвы. Но это признали только после краха советской власти.
Минск. Аэрофотосъемка 1942 года. Из архива Павла Ростовцева
Бегите
В июне 1941 года в Минске живет около 270 тысяч человек — преимущественно в пределах сегодняшнего второго кольца. За этой чертой город активно рос только в районе Сельхозпоселка. Застройка в основном деревянная, а жилые дома центра — почти все еще дореволюционные, с деревянными перекрытиями, которые в случае пожара мгновенно выгорали.
Первые немецкие бомбы падают на город уже на второй день войны: бомбят районы вокзала и аэропорта. Наутро немецкая авиация наносит ужасающий удар по центру. Минск бомбят волнами по сорок самолетов, всего за день 24 июня произошло около двадцати налетов.
Сколько было жертв этих налетов — не посчитали до сих пор, но немцы пока что не целили специально в людей.
Прежде всего стремились нарушить коммуникации, посеять панику и заставить население бежать из города, чтобы заполнить транспортные артерии и помешать передвижению советских войск.
Наиболее пострадали от бомбардировок центральные районы: сегодняшние проспект Независимости и улица Ленина. От пожаров, вызванных немецкими бомбами, сгорят почти полностью кварталы на левом берегу Свислочи вплоть до самой Комаровки.
И уже вечером 24 июня люди побегут из Минска, заполнят Московское и Могилевское шоссе, спеша на восток. Республиканское руководство во главе с Пантелеймоном Пономаренко дождется в 20 часов разрешения Сталина — и тоже «эвакуируется». В ночь на 25 июня город покинут все органы власти, структуры НКВД и госбезопасности, а также штаб фронта. При этом обычных жителей продолжат уверять, что Минск не попадет в руки врага.
28 июня в город войдут части вермахта.
Вернуться на работу
В первые же дни после захвата города все мужчины от 16 до 50 лет будут помещены в специальный фильтрационный лагерь, созданный в Дроздах на берегу Свислочи (на этом месте до недавнего времени располагалась птицефабрика имени Крупской, сегодня территория активно застраивается жилыми кварталами). Сюда согнали около ста тысяч военнопленных и около сорока тысяч гражданских. Около десяти тысяч узников сразу же расстреляли и похоронили неподалеку: прежде всего евреев и коммунистов. Это было первое чудовищное военное преступление нацистов в Минске.
Остальных несколько дней удерживали на открытом воздухе под жарким солнцем без воды и пищи. Военнопленных впоследствии переведут в лагерь «Шталаг 352», созданный в Масюковщине — а гражданских отпустят по домам, обязав вернуться на прежние места работы. Евреев заставят переселиться в гетто.
Всего во время оккупации население города будет насчитывать в разные годы примерно 100—150 тысяч человек.
Инициатива снизу
Первые конспирационные группы возникли в городе самостоятельно, по инициативе снизу. Создавались они обычно в среде хорошо знакомых между собой людей: родственников, соседей, коллег по работе либо учебе. Одними из первых включились в подпольную деятельность медики: работая в лазаретах, созданных немцами для содержания раненых советских военнопленных, они помогали своим пациентам скрываться и присоединяться к подпольным группам или партизанским отрядам.
Уже в первый год оккупации подпольные группы существовали на всех основных предприятиях города: железнодорожном узле, кирпичных заводах, пекарнях, ТЭЦ, кожевенном, вагоностроительном и станкостроительном заводах, и даже в Доме печати и гараже городской управы. На сегодня известны имена около девяти тысяч участников минского подполья. Таким образом, подполью помогал примерно каждый десятый житель города.
Советское руководство просто не успело оставить в немецком тылу соответствующие группы для организации сопротивления. Но в конце июня, когда фронт уже находился восточнее Минска, партийные деятели взялись за дело: приняли решения о переводе партийных организаций на оккупированной территории в состояние подпольной деятельности. А через год территориально разделили подполье на пять подпольных райкомов: Сталинский, Кагановичский, Ворошиловский (по трем районам довоенного города), а также Железнодорожный (подпольная организация железнодорожников была одной из самых больших) и Тельмановский, который был создан на территории гетто.
Медики и предатель
26 октября 1941 года в Минске состоялась первая публичная казнь. Солдаты литовского полицейского батальона во главе с Антанасом Импулявичюсом повесили в разных местах на улицах города двенадцать участников группы, которая занималась спасением советских военнопленных и переправкой их к партизанам.
Минчанам хорошо известно одно из мест гибели участников этой группы: Кирилла Труса (Трусова), Владимира Щербацевича и Марию Брускину повесили на воротах дрожжевого завода на улице Ворошилова, которая сегодня называется Октябрьской. Сейчас на этом месте стоит скромный мемориал с барельефом. Публичное повешение было акцией устрашения.
Эта группа действовала в лазарете, который располагался в главном корпусе сегодняшнего БНТУ. Ее выдал предатель — один из тех военнопленных, которым помогали подпольщики. Борис Рудзянко, бывший шифровальщик одной из советских воинских частей, был перехвачен гитлеровцами на пути к партизанам и согласился на сотрудничество с немецкой военной контрразведкой — абвером. Сотрудничество было плодотворным: предатель причастен к целому ряду провалов подполья, хотя определенные предостережения на его счет высказывались.
После войны он все же попал в руки советской госбезопасности и в 1951 году был расстрелян.
Минское управление абвера находилось на улице Карла Маркса, в здании, которое сейчас занимает филологический факультет БГУ. В мае 1943 года, во время одной из крупнейших советских бомбардировок Минска, здание было значительно повреждено и охвачено пожаром. Фото: YANDEX.MAPS
Но боролась против минских подпольщиков не только и не столько фронтовая военная контрразведка, как органы СД — те, которые часто называют «гестапо», хотя официально структуры нацистской госбезопасности назывались так только в Рейхе и на непосредственно включенных в его состав территориях.
СД (служба безопасности рейхсфюрера СС)
орган разведки и контрразведки в Третьем рейхе и на оккупированных Германией землях во время Второй мировой войны.
Штат Минского СД насчитывал около 1 100 человек, причем только сто из них были немцами. Остальные были кто угодно: фольксдойчи, «белоэмигранты», советские коллаборационисты и т.д., существовала также отдельная латышская команда.
Штаб-квартира СД располагалась в зданиях университетского городка — примерно в районе современного главного корпуса БГУ. Здесь же в подвалах действовала следственная тюрьма, а остальных заключенных держали на «Володарке». Здание СД также сильно пострадало во время советских бомбардировок при освобождении города и позже было разобрано во время реконструкции площади перед Домом правительства.
Причем, говорят, в 1960-х строители наткнулись в подвалах разрушенной высотки на часть документов нацистской спецслужбы.
Не главный герой
Вплоть до самого распада СССР считалось, что Минским подпольем руководил Исай Казинец. Уроженец украинского Геническа, еврей, инженер-нефтяник, перед нападением Германии на СССР он был направлен на работу в Белосток, а потом, убегая от нацистов, случайно оказался в Минске.
Исай Казинец и Леля Ревинская. Фото: MOLODGUARD.RU
Исай (Иегуда) Казинец
(1910—1942) родился в Геническе на берегу Азовского моря (ныне Херсонская область Украины) в еврейской семье. Жил в Батуми, учился в Киеве, работал в Калинине и Горьком.
В Беларусь впервые попал только в 1939 году, после начала Второй мировой войны и присоединения к СССР Западной Беларуси. Он был командирован в Белосток на должность главного инженера предприятия «Нефтесбыт» и работал там до самого начала войны с немцами. Затем вместе с частями Красной Армии отступил на восток и оказался в Минске.
В оккупированном городе организовал и возглавил подпольную группу, входил в Минский подпольный горком КП(б)Б, отвечал за связь с подпольщиками гетто, руководил отправкой партизанам пополнения, оружия, медикаментов. Был также одним из организаторов подпольной типографии.
27 марта 1942 арестован, 7 мая повешен.
На месте казни в Александровском (Центральном) сквере сейчас есть мемориальная табличка, также именем Казинца названы площадь, улица и два переулка в микрорайоне Курасовщина.
Никто не давал ему никаких официальных полномочий, и поэтому удивительно, что Казинца так безоговорочно приняли в роли главного минского подпольщика: и сами подпольщики, которые якобы даже выбрали его секретарем Минского подпольного горкома партии, и высшее руководство. В 1965-м Казинцу посмертно дали звание Героя Советского Союза, писатель Иван Новиков сделал его главным героем своей книги «Руины стреляют в упор», а в 1970-х вышел телесериал «Руины стреляют…» — и признание стало всенародным.
Но на самом деле не Исай Казинец руководил минскими подпольщиками, хотя он и входил в руководство подполья. Добравшись до Минска, он легализовался как татарин Мустафа Деликурды-оглы.
Познакомился и близко подружился с Еленой (Лелей) Ревинской — дочерью того самого Николая Ровенского, композитора, который в эмиграции после войны положил на музыку гимн Натальи Арсеньевой «Магутны Божа» (разница в написании фамилий отца и дочери объясняется путаницей в документах).
Казинец и Ревинская были вместе арестованы в марте 1942 года. В мае повесили в Александровском сквере его, а чуть позже в тюрьме СД замучили и ее.
Двухэтажное здание слева — одно из зданий минского СД во время оккупации. Фото: PLANETABELARUS.BY
Во главе горкома
Кто же на самом деле был руководителем минского подполья и почему его имя не называли?
Еще в августе 1941 года в Минске появился Иван Ковалев. Он был одним из тех самых организаторов подполья, которых направляли через линию фронта для создания конспирационных структур на оккупированной территории.
Иван Ковалев имел полномочия на создание подполья в Заславле, но, добравшись туда, справедливо рассудил, что в небольшом городке, где его все знают, действовать будет довольно сложно. Так Ковалев оказался в Минске, где подполье уже существовало и пыталось объединиться. Иван Ковалев разыскал своих довоенных знакомых по партийной работе, создал подпольный горком партии и сам же возглавил его.
Иван Ковалев. Фото: ZVIAZDA.BY
В Москве об этом узнали лишь через несколько месяцев: до весны 1942 года никакой связи с Минском у центра не было, и только первые заброшенные сюда разведгруппы ГРУ с рациями сумели сообщить, что подполье в Минске есть.
Как ни странно, для высшего белорусского правителя Пантелеймона Пономаренко это была, видимо, не очень приятная новость: он уже успел отчитаться Сталину и даже распространить в советской прессе мнение, что все, кто хотел, в июне 1941 года из Минска эвакуировались, а те, кто остался, — сплошь предатели и коллаборационисты. И поэтому каждый провал подполья Пономаренко использовал для дискредитации его руководителей и участников вообще.
Иван Ковалев (1906—1943)
родился в деревне Бабичи Рогачевского уезда (ныне Чечерский район Гомельской области). Перед войной работал в Заславле, сначала директором местной машинно-тракторной станции, потом секретарем Заславского райкома. После начала войны перебрался в Минск, создавал городскую подпольную организацию, инициатор создания и руководитель подпольного Минского горкома партии. Этот горком занимался не только организацией подполья непосредственно в городе, но и созданием партизанских отрядов в его окрестностях.
В октябре 1942 года Иван Ковалев был арестован немцами, дальнейшая судьба точно не известна, но, скорее всего, он погиб весной 1943-го в Тростенце.
Подмена
Крупные провалы в минском подполье случались, но самой страшной была волна арестов осенью 1942 года, в результате которой было схвачено почти все руководство подпольного горкома во главе с Иваном Ковалевым. Здесь и скрываются корни истории с «подменой руководителей».
Арестовав лидера городского подполья, нацисты устроили масштабную провокацию: они распространили в местной прогерманской прессе известие, что якобы Иван Ковалев пошел на сотрудничество с оккупантами и призывает прекратить сопротивление. Имя руководителя подполья было оболгано — но самое досадное, что в эту дезинформацию поверили в Москве.
Руководство Центрального штаба партизанского движения во главе с Пантелеймоном Пономаренко издало директиву, в которой обвинило руководство подполья в измене, назвав подпольный горком подставным и специально созданным нацистами для разоблачения советских патриотов. Директива предусматривала, что все, кто будет приходить из Минска в партизанские отряды от имени горкома, должны быть задержаны. На практике это означало, что заподозренного в «измене» чаще всего ждал расстрел. Так, например, погибла дочь одного из ближайших соратников Ковалева, Леонтия Одинцова, — 18-летняя Нина. Сегодня именем ее отца названа улица на западе столицы.
После осеннего провала 1942 года подпольный горком был восстановлен только через год, и уже не в городе, а в партизанской зоне, и оттуда руководил группами подпольщиков в Минске.
Возвращение имени
После войны шельмование имени Ивана Ковалева продолжилось: партийное руководство считало его предателем. Хотя в конце 1950-х дела об «предательстве» более 120 участников подполья были пересмотрены и почти все фигуранты реабилитированы.
Только с приходом гласности выяснилось, что советские спецслужбы вынудили одного из своих тайных сотрудников, земляка Ковалева, оговорить руководителя минского подполья. Тот дал лживые показания о том, что якобы Ковалева видели в нацистской Германии, где он выступал перед публикой с антисоветскими речами.
Распространялись сплетни, что якобы Ковалев даже снимался в каких-то пропагандистских фильмах и писал по заказу нацистов книги. Все это не имело никакого отношения к истине. В конце концов исследователи нашли клеветника — и он подтвердил, что оговорил лидера подпольщиков под давлением. Имя этого человека историки пока не назвали, известен лишь псевдоним — Дубов.
Таким образом, все указывает на то, что Иван Ковалев никогда не соглашался на сотрудничество с врагом и был замучен уже весной 1943 года.
Собаки Анита и Рэй на улице Ковалева в минском Сухарево, состоящей из частных домиков, рассыпанных между многоэтажек
Улица Ивана Ковалева появилась в 1990-е в столичном Сухарево. Сегодня ее трасса активно застраивается многоэтажками, от старой частной застройки остается с десяток домов. Так снова незаметно стирается память об этом несправедливо обвиняемом человеке — настоящем герое, который целый год, самый тяжелый год войны, когда казалось, что немцы побеждают, руководил минским подпольем.
Иван Ковалев заслуживает памятника в городе, в котором погиб.
