Олег Дашкевич. Встретимся на баррикадах…
Я встретил его случайно. Поздоровались, усмехнулись, обнялись.
В 1990-е мы вместе тренировались, ездили на соревнования, обсуждали разные события, которых в то время хватало. Он был веселым и неординарным парнем, хорошим боксером, входил в сборную и увлекался кино. Я даже ввел его в каскадерскую группу, которую создал тогда при Беларусьфильме. Он с восхищением смотрел эпизоды фильмов, где мы принимали участие. Мы дружили.
Потом время развело нас и спустя какой-то период пришел мой черед смотреть кино с его участием. Просматривая хронику Площади 2006 года, я увидел его в пятнистой форме с дубинкой в руках на зачистке во время президентских выборов.
— Какого рожна ты там делаешь? — спросил я, когда случайно встретились в очередной раз. — Там же так скучно.
— Так сложилось, — ответил он односложно. Было видно, что разговор на эту тему ему не очень приятен.
Следующая наша встреча состоялась осенью 2010-го на Немиге. Приближались очередные выборы. На этот раз он первым затронул тему:
— Ну что твоя оппозиция?
— Набирается сил, — ответил я. — Может хочешь присоединиться?
— Нет, — улыбнулся он.
— Почему? — улыбнулся и я.
— Если кратко, нет веры в нее.
— Луке, значит, веришь больше, — провоцировал я.
— Нет, конечно, но система работает.
Далее разговор перешел на другие, более веселые темы. Мы выпили по 50, потом еще по 50. На прощание я, улыбаясь, сказал: ну что, в следующий раз встретимся на баррикадах?! Имея в виду 19 декабря 2010 года.
Не знаю, догадывался ли он, знал ли наверняка, что произойдет через полтора месяца, но очень проникновенно, меня даже проняло этой искренностью, произнес тогда: «Олежка, не ходи ты на баррикады. Прошу тебя, не ходи».
— А что будешь делать, если там нос к носу столкнемся? — настаивал я.
Повисла пауза.
— На днях вспоминал, как мы на Беларусьфильме зажигали. Хорошее было время, интересное, веселое, — перевел он тему.
19 декабря на площади Независимости нам посчастливилось не встречаться. Встретились гораздо позже на каком-то турнире по единоборствам во Дворце Спорта.
— Здорово, бэнээфовец! Все против режима змагаесся? — смеясь, протянул он руку. Неподалеку стояла группа молодых людей с прической под ноль.
— Здорово, тантон-макут! А ты все со своими головорезами народ дубасишь? — громко ответил я, тоже улыбаясь. Команда с прической под ноль и окружающие зрители невольно оглянулись в нашу сторону. Он смутился, покраснел и, подойдя ближе, добавил: «Ну что ты, здесь мои бойцы…»
Мы немного поговорили о турнире, упомянули нашего тренера покойного, знакомых и вскоре расстались.
— Ну, будь здоров, вражина, — обнимаясь, на прощание сострил он.
— Твоими молитвами, — отшутился я.
Когда состоится и чем окончится наша баррикадная встреча, не известно, но она состоится обязательно. Таковы законы жанра. Такова маленькая личная белорусская драма или трагедия.
Я шел домой и вспоминал старый детский фильм «Волшебная лампа Аладдина». Тот фрагмент, когда колдун, завладев волшебной лампой, приказал джину — рабу лампы убить Аладдина, и джин, мучительно выбирая, как поступить, истошно вопил с экрана, обращаясь то ли к Аладдину, то ли к зрителям, то ли к себе самому: «Я раб лампы, но я твой друг! Я раб лампы, но я твой друг…»