10 правил жизни Рыгора Бородулина
Их выделил знаменитый литературовед Сергей Шапран в специальном проекте «Мовы Нанова».
Рыгор Бородулин. Фото img.tyt.by
1. Я — хуторянин, в том числе по натуре: у меня нет стадного чувства, которое пытались привить коммунисты. Да и любой, кто, надменно говоря, творит, — он отшельник, хуторянин.
2. Я в Минске чужой, у меня давно ощущение, что в городе живу будто в командировке или как в заезжем дворе. Мне здесь неуютно, я не прижился в Минске и уже не приживусь. Здесь все холодное. Поэтому и душой, и мыслями, и воспоминаниями я на своей родине. Я — не здесь. В Ушачах мои корни, там практически вся моя родня. И душа моя там. В Ушачах я каждый день хожу на озеро, прогуливаюсь по лесу, я там и на Пасху, и на Рождество, и в сочельник… Все-таки мне больше нравится одиночество и уединение, а с годами — все больше, видимо, потому, что родился на хуторе — это тоже как-то сказалось на моем характере.
3. Мне порой лет тридцать пять, порой — пятьдесят. Но не больше. Вот если хорошо, тогда и что-то пишется, и возвращаешься в прежние годы, а как плохо, то сразу чувствуешь, что уже старый. Так что это все перманентно. Бывает, что просыпаешься и думаешь: хочу на Бутовщину, к маме. А на другой день думаешь: нет, еще рано. Да и нельзя собираться… Если же все-таки собрался умирать… все как Бог даст.
4. Постоянно думаю и хочу, чтобы меня похоронили возле мамы. Я ежедневно вспоминаю каждую тропинку и излучинку, помню еще полноводной нашу речку и те места, которых давно уже нет. В памяти постоянно всплывают лица и голоса, которые видел и слышал в детстве. И чем дальше — тем больше.
5. Мне по-прежнему кажется, что сосед, который старше меня только на год, вот он — старый, а я — молодой. Недаром говорит народ: свои годы легко носить. Старым себя чувствуешь, если не пишется… Когда кто-то сказал: «И старый стал, и слабый», затем посмотрел вокруг и добавил: «Да и раньше дерьмо было»… Я же говорю, что если пишется, о годах забываешь — будто и не было их, будто жизнь опять начинаешь. Именно поэтому от возраста убегаю в работу. Писание — это своего рода прием алкоголя: пишешь и не замечаешь, как бежит время. Помните такой анекдот: выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел. Когда пишешь, примерно такое же чувство возникает.
6. Спасаюсь только словом, словом-строкой. Я уже переболел этой болезнью, когда хотелось, чтобы твоя фамилия была на обложках книг. Последнее время просто хочется побыть с самим собой, потому и писал практически для себя. Это более ответственно и более спокойно, так как не мечешься — печататься же практически негде, но меня это не очень беспокоит… Когда-то у Василя Витки были строки о том, что он написал стихотворение про жаворонка и вот несет его в редакцию, и возникает вопрос: «А что, если не напечатают?» — «От жаворонка так услышат». Так и я сейчас пишу и живу с таким настроением.
7. Что еще держит, так это то, что я, может, нужен белорусскости и внучке. И еще держит, что есть все-таки белорусская молодежь, которую интересует белорусская поэзия, белорусское дело, вообще белорусскость… А так я вот пришел к такому выводу:
Тут —
Гэта апошняя перамога
Спакойна глядзець на сябе старога.
8. Сама жизнь — это подарок. И с годами понимаешь, что жизнь была такой всегда, просто раньше из-за возраста ты так ее не воспринимал. А жить надо для того, чтобы что-то оставить после себя. Я живу во имя всего белорусского, живу ради служения белорусскому слову. Я принял это белорусское слово по крови, от мамы, по генетическому коду и готовил себя к этому служению с молодых лет. Говорю это без высокопарности: я готовил себя не для служения белорусской поэзии — для служения белорусскому слову.
9. Человеку, как теперь понимаю, нужно абсолютно мало: душевное спокойствие и равновесие. Больше ничего. Просто чтобы было что-то перекусить да крыша и спокойное небо над головой, спокойное — как Космос, как Жизнь… С годами понимаешь, что все блага временные, все эти богатства и не заберешь с собой туда. И хотя некоторые узурпаторы, императоры стремились создать империю чуть не на весь земной шар, однако все равно больше, чем полтора метра, никто в конце концов не получал.
10. Физическая старость действительно страшна, но самое главное, чтобы душа оставалась молодой — человек тех пор живет, пока его душа молодая, а уже когда стареет и душа, тогда никакое тело не спасет. Именно душа держит человека на земле. Когда же она, состарившись, отходит, тогда и человек уходит следом за ней.
