«Даже если интернет-хомячки плохое обо мне скажут, ну и пусть». Интервью с Василием Галькиным, который создает партию под крылом Воскресенского

«Наша Нива»: Расскажите немного о себе: откуда вы родом, где учились, где работали. Вы человек новый в политике, никто вас не знает.

Василий Галькин: Мне скоро 49 лет. Я родом из Гомельской области, из Ветковского района. Среди моих предков было много старообрядцев, какая-то часть пришла на Гомельщину из Подмосковья.

Я из многодетной семьи, нас у родителей пятеро. У меня четыре старшие сестры, я пятый. Если монетизировать мое детство, то это теперь стоило бы очень дорого. Считайте сами, у моих родителей было три коровы, лошадь, про такую мелочь как куры, гуси, утки, я даже не говорю. Была пасека с медом. Рядом с домом была речка с хорошей рыбой. Чистый лес, грибы, ягоды, солнце, воздух и много друзей. Отец очень хорошо разбирался в лекарственных травах, я практически никогда не лечился таблетками.

Это такая очень колоритная культура. Вы же знаете, что в Ветке есть Красная площадь? Очень классный музей в городе. Расскажу одну историю, хотя она не совсем обо мне: когда случился Чернобыль, то оттуда уезжало много людей. И старинные старообрядческие книги попали в милицию — так сотрудники милиции ими печку топили. Вы представьте себе! Каждая такая книжка стоит десятки тысяч долларов.

У меня оба деда воевали, а один из них служил даже в лейб-гвардии у царя. Прошел финскую войну, Вторую мировую, участвовал в параде в Москве — когда еще немцы были под Москвой, а не в том торжественном.

«НН»: Вы сами старовер?

ВГ: Нет. Я православный человек. Слишком много уже всего намешано: и старообрядчество, и местное язычество, вождение стрелы. Это уже не совсем христианство, скорее очень интересная смесь.

«НН»: Где учились?

ВГ: Средняя школа, у меня даже медаль была, побеждал на всех районных олимпиадах по физике. Потом учился на физическом факультете БГУ, там же три года отдал аспирантуре. Полгода учился в Лондоне. Потом, собственно говоря, начался бизнес: один, второй, третий. Я если по найму и работал, то максимум год какой какой-нибудь.

«НН»: Почему в науку не пошли?

ВГ: Я был в науке. Даже некоторое время работал в Институте физики Академии наук, когда был в аспирантуре. Когда в 1997 году приехал из Лондона — это был не самый приятный год, вообще, все 90-е были довольно страшненькие — умер мой научный руководитель. Денег было совсем мало, совсем. Я то там подрабатывал, то в другом месте. Как-то так познакомился с москвичами, которые сказали: да на тебе денег — работай. Так я купил один станок, потом другой.

«НН»: Что у вас за бизнес?

ВГ: Мы производили запчасти к сельскохозяйственной технике, даже закрывали 20% российского рынка по коробкам передач по отдельным видам техники. Потом у нас возник конфликт с Пархомчиком с МТЗ. КГБ на нас наехал, проверки были страшные.

«НН»: За что наезд? Мешали работе МТЗ?

ВГ: Я прихожу на тракторный завод с российскими деньгами и говорю: «Дайте мне запасные части». Дают, покупаю раз, два, три. Потом возникает дефицит, я на него не особо обращал внимание: что мог, то и покупал на МТЗ, а остальное подбирал на рынке. Потом смотрю, что отпускная цена на продукцию МТЗ и его дилеров — высокая.

Сами инженеры тракторного потом сказали: «Ты умный человек или нет? Зачем ты сюда ходишь, купи станок и делай сам». А как купить? Москвичи не уверены, что надо. Им главное — чтобы детали были вовремя. «Мы инвестировать в производство в Беларуси не хотим», — говорят. И вместо того, чтобы покупать дальше на Тракторном, брали у россиян больше авансирования и закупали на МТЗ заготовки. Ехали с ними на другой завод, где имелись соответствующие обрабатывающие мощности. Было много заводов, которые работали в кооперации с МТЗ, у них были соответствующие люди и технологии, но не было инициативы. Они не знали, что с этим делать. Люди на заводах часто сидели без работы, они были рады делать хоть что-то. Они же как работали: сломается вал — сделают, но не могли додуматься производить эти валы на продажу. А кому это нужно, а кто ответит, а если посадят?

Короче, эти рабочие продавали мне детали из моих заготовок, а я уже продавал их в Россию. Обороты выросли настолько, что некоторые дефицитные позиции перестали быть такими, потому что мы насытили рынок. Что оставалось? Купить самому станки и делать. Мы же понимали, если эти чумазые местные токари могли делать, то и в Минске мои рабочие смогли бы.

«НН»: Купили станки?

ВГ: Да, взяли в аренду помещение. Процесс пошел. Всё росло и росло, цех купили. На почве отсутствия дефицита возник конфликт с МТЗ, мы с ними конкурировали, хотя заготовки по-прежнему покупали на тракторном. Тогда к нам приезжает Петр Пархомчик (ныне министр промышленности. — «НН»), он был маркетинговым директором МТЗ. Ворвался в цех, спрашивает: «На каком основании вы выпускаете детали к тракторам?»

«НН»: Они хотели быть монополистами?

ВГ: Думаю, да. И на основании этого в какой-то момент они перестали мне продавать заготовки. Хотя у них некоторые цеха даже потеряли заказы. Цех, делающий конечную продукцию, страшно перегружен. А цех, который штампует металл, сильно недогружен. И люди из этого цеха просят, чтобы им возили металл. Они мне делали заготовки, а я обрабатывал уже на своих станках. Пархомчик говорит: «Не может такого быть, вези мне все документы, будем разбираться».

Пархомчик просит: «Приезжай ко мне на работу в субботу в шесть утра». Думаю: ну прикалывается же. «Я буду на месте», — отвечает. Ладно, надо так надо, приезжаю в полшестого на завод — на месте! Он очень работящий человек. «Ну, бандит, рассказывай, что за крыса у тебя на МТЗ, с кем ты дружишь». После разговора, правда, сказал, что к производителю относится хорошо и давить меня не будет, но заготовок больше давать не стал. Нам оставалось только купить оборудование, чтобы и штамповки самим делать. Мы потратили на это больше миллиона долларов, но потом этот бизнес полностью накрылся. И нам оборудование так и не понадобилось для этих целей.

Мы хотели с этим оборудованием уйти на другой рынок, связались с «Уралвагонзаводом», у меня зарплата намечалась сумасшедшая. Всё супер! Россияне согласны, но бац — и санкции. Проект этот был связан с американским Caterpillar, и они отказываются после санкций. Россияне говорят, что новое направление уже не осилят. Мы с Сергеем Саенковым, бывшим временным поверенным Беларуси в Японии, даже были в составе российско-белорусского делового совета. Тут много встреч было, с депутатами российскими. Не просто вырулили бизнес. Мы даже на КамАЗ могли поставлять, они были готовы, но деньги обещали только через три месяца после поставок, и в российских рублях, а не долларах. Если бы мы в 2014 году в это ввязались, то потом бы оказались в страшных убытках, когда там всё обвалилось.

«НН»: И потом чем занялись?

ВГ: У нас как было производство, так и остается. У нас около 5000 метров недвижимости и не ясно, что с ней делать. Нас штрафуют за то, что используем ее неправильно. Мы хорошо знаем местами бестолковые белорусские законы, их надо пересматривать, чистить. Мне кажется, что этим иногда занимаются непрофессионалы.

«НН»: То есть вы бизнесмен среднего уровня?

ВГ: Всё так, это не крупный уровень ни в коем случае. Если рассматривать с западной точки зрения, то даже мелкого. Я вам сейчас расскажу одну хохму. Когда Сергей Саенков (конечно, тут надо было бы спросить у него разрешения, заранее извиняюсь) работал заместителем директора в «Приорбанке», то рассказывал, как в поисках финансов они поехали в Японию. Приехали в средний такой банк, беседуют — японцы как бы и не против. Потом спрашивают о размере инвестиций, наши называют 200 миллионов долларов, а им говорят, что такие мелкие вложения просто не интересны, это объем их самого мелкого филиала. Если бы, мол, миллиард, тогда, может, было бы интересно, на этом можно зарабатывать. С точки зрения международной торговли наш ВВП, к сожалению, пыль. Я называю нашу компанию в шутку стартапом.

«НН»: Вы были или есть долларовым миллионером?

ВГ: Если мне всё продать — недвижимость, оборудование, — то сто процентов.

Но такого, чтобы у меня где-то в диване лежал миллион долларов, то нет. Я наличными никогда не видел миллиона долларов. Для меня в порядке вещей работать по 12-14 часов в сутки.

«НН»: Вы и сейчас занимаетесь тем же?

ВГ: Если честно сказать, то я хотел отсюда уехать. Хотел всё свернуть — и почти это сделал. Это было два года назад, когда против меня возбудили уголовное дело.

«НН»: Расскажите.

ВГ: Хорошо. Что такое белорусская экономика? Вы кому-то должны, вам кто-то должен. Есть судебный приказ, что вам должны деньги, и вы ждете, когда вам заплатят. Также есть приказ, чтобы вы заплатили. К этому обычно относятся: мне заплатят — я заплачу. А тем временем спокойно работаете — это нормально.

И тут нам поступает 100 тысяч аванса за мост для Немиги — на те изделия, которые мы должны изготовить (большинство столбов там наши). Я смотрю на это как на бюджетные деньги. И у меня в договоре написано так. Я на них покупаю всё необходимое для заказа, больше ни на что не трачу: ни на налоги, ни на судебные приказы. И тут какие-то кредиторы узнали, что у меня гуляет 100 тысяч долларов, а я им не плачу даже десять. Ребята, ну это же бюджетные деньги, если я их возьму, то ко мне придет следователь!

Эта история напугала наших заказчиков. Можно сказать, что они с нами контракт разорвали, но это отдельная песня. В результате, ДФР возбуждает против меня уголовное дело за то, что я не погашаю кредиторскую ссуду. Хотя если сложить, сколько я должен и сколько мне, то всё было бы нормально. Сначала следователи говорили, что нет здесь преступления, но кредиторы оказались принципиальными — дела после бесконечных жалоб во всех органах завели. Я спрашиваю у следователя: если бы я потратил эти деньги, то была бы уголовка? Отвечают, что да, причем с еще большими последствиями. Меня полтора года мурыжили, опечатали все счета, была масса проблем из-за этого. Но ведь люди не понимают ничего: тот, кто мне должен, не позвонит, чтобы поскорее отдать, а кому я должен — «у тебя проблемы, отдавай деньги скорее».

«НН»: В СИЗО не попали?

ВГ: Нет-нет-нет. Я уникальный человек: я имел проблемы с системой, но никогда с отдельными следователями. Они мне говорили, что оставили бы меня в покое и не видят во мне преступника, но так вот написано в законе. В итоге люди от меня потихоньку начали уходить, но я им всем зарплаты выплатил, разошлись красиво.

У меня есть дочь, ее ежегодно, когда была школьницей, старались отправлять в Англию. Окончила в Брно медицинский университет, сейчас первый год медик в Чехии. Она мне говорит: «Папа, с твоими мозгами ты тут будешь зарабатывать хорошие деньги. Может, пора посмотреть на мир». Но мне обидно всё здесь оставить: семью, родственников, друзей. Мне нравятся наши природа и люди.

«НН»: Чем уголовное дело закончилось?

ВГ: Мне назначили штраф в 4 тысячи долларов. Могли дать и гораздо страшнее, но не захотели. На апелляции я говорил, что не имел права расходовать бюджетные деньги на иные цели, чем указано в договоре, и не потратил их на друзей. В конце концов, я не заплатил даже ни копейки, так как истек срок давности. Я выкрутился, но есть люди, которые потеряли и миллион долларов, и триста тысяч. Причем совершенно безосновательно.

«НН»: Как вы попали в команду Бабарико?

ВГ: Наткнулся на ролик в ютубе. Сначала я обратил на него внимание, когда читал статьи в прессе. Нормальный симпатичный человек. Причем, резковатые фразы были для власти. Я думаю, ну необычный человек. Ну хорошо, буду членом инициативной группы. Мы с Юрой (Воскресенским. — «НН») и подписи собирали. Я с большой теплотой отношусь ко всем, кто со мной собирал подписи, ко всем рядовым активистам. Я по сей день помню их улыбки, как мы собирали подписи и в дождь, и в порывистый ветер.

«НН»: Вы давно Воскресенского знаете?

ВГ: Нет, со времени кампании. Он пришел немного раньше, у него был политический опыт, поэтому он курировал Первомайский район, а я собирал подписи на «Дана-Молле». Смотрю: немного неправильно там организованно. И организовал так, чтобы всё работало как часы.

Потом я участвовал почти во всех пикетах Тихановской в регионах: Борисов, Гомель, Новополоцк, Брест и два раза в Минске. Стоял в очереди за Бабарико в КГБ.

«НН»: Когда вы шли в инициативную группу, то понимали, что Бабарико могут посадить?

ВГ: Я надеялся, что нет. Я помню, как Юра Воскресенский впервые сказал, что нужно объединяться. Надо ходить по штабам и убеждать в этом. Я помню первую почти секретную встречу. Я перед этим в штабе говорил: «Давайте поговорим насчет объединения с Цепкало». «Да нет! Как так? Нельзя, — мне говорят. — Не ходи никуда — это предательство». Но мы пошли, Юра был из Москвы по зуму. Там было много людей: Ланкин, кто-то из ОГП, кто-то от Тихановской, я уже фамилии не помню. Может, Олег Моисеев. Мы собрались и думали: что делать? Даже Цепкало зашел и смотрел на нас немного свысока, как мне показалось. Ведь наш лидер был в тюрьме.

Лучше пусть будет один демократический кандидат, чем ни одного. После нескольких таких встреч организовали встречу Вероники Цепкало, Маши Колесниковой и Светланы Тихановской. С тех пор мы пошли вместе. Административный ресурс был полностью на команде Бабарико — нас же и больше было. А у Тихановской же еще куча людей была с судимостями. У правоохранителей зуб на таких людей.

«НН»: Вы чем-либо занимались в Объединенном штабе?

ВГ: У нас была пикетная деятельность. Была целая команда, которая устраивала выезды в города. У нас была горизонтальная структура. Спрашивают, кто поедет в Могилев, например, — там отвечали быстро. Кто в Гомель? Отлично! Можешь на машине? Нет? Тебя подвезут.

«НН»: Координировал всё Кривко?

ВГ: Да, но часть и Алексей Ероховец. Кстати, когда год назад я получил гуманитарную визу и собирался в Варшаву, то Юра меня начал отговаривать: зачем тебе надо, оставайся здесь, будем вместе работать. Уверял меня в безопасности. А потом на ОНТ я увидел программу Игоря Тура, где говорилось про деньги в эмигрантской среде. К сожалению, знаю, что это не всегда безосновательно. Что мне еще не нравится? Например, когда Вечёрко (я с ним не знаком, но демократ должен критиковать и демократа, и я буду благодарен, если в следующий раз он покритикует меня) в одном из недавних интервью говорил, как его отец мотивировал учиться, мол, если не получится, то станешь дурнем и будешь гайки крутить. Так политик не может говорить, вся страна гайки крутит! Кто-то должен же за тебя гайки крутить, чтобы ты хорошо кушал и галстук у тебя дорогой был (смеется).

Мне еще не очень понравилась фраза Тихановской про 900 тысяч, которые нашли за диваном. Помните, она сказала: «Если бы у нас были такие деньги, разве бы мы пошли бороться за народ?» Стоп, у меня есть миллион долларов — мне не делать теперь ничего? Наоборот, если у тебя есть какая-то копейка, то ты обязан проявить еще большую ответственность.

«НН»: Кто в штабе был главной движущей силой?

ВГ: После того как Бабарико арестовали, я думаю, что Маша [Колесникова], конечно. Но много было инициатив не подхваченных. Я Юре предлагал партию создавать, чтобы сохранить людей. Есть Бабарико, а есть же еще инициативная группа — все проверенные люди. Юра поехал в штаб, но там добро на это не дали.

По моему мнению, были бесконечные тупиковые инициативы. Слушайте, если вы создали Координационный совет, то он должен был что-то делать. Я лично туда вступил, теперь, может, исключат. Хотя вряд ли, поскольку он не работает. Латушко со своим НАУ, какие-то «сходы», Богрецов приехал спасать родину. Еще один момент: когда задержали одного парня и никакой помощи семья добиться не могла, они очень бедные. Хорошо, написали людям, кто побогаче. Те без проблем дали денег. 

«НН»: Вы на пресс-конференции говорили, что ночевали в штабе ночами на 9 и 10 августа.

ВГ: Да, была информация, что готовится провокация, кто-то может сюда ворваться. Дежурили один-два человека. Кофе попили, книжку почитали. На 9 августа почти никого не было, а на 10-е — очень много, в том числе журналисты. Там ночевали Колесникова, Тихановская, Ковалькова.

«НН»: Почему у Тихановской не было охраны?

ВГ: Была бабарикинская, но сбежала. Они поругались, как мне потом говорили, с Машей и сбежали в последний момент. Поступили некрасиво. 10 августа я ушел поспать, потом звоню в штаб, мне говорят: «Здесь такая чрезвычайная ситуация. Не по телефону. Приезжай скорей». Маша сказала: «Я не знаю, как вам помочь, я больше не могу».

Дело в том, что Тихановская пошла к одному выходу, а вышла совсем в другой. Она могла не идти в ЦИК. Для меня загадка, почему она туда пошла. Никто по сей день не знает, почему так произошло.

«НН»: Вы выходили на марши летом-осенью?

ВГ: Постоянно. Иногда даже в колонне с Богрецовым. У меня фотографии есть, сейчас покажу (показывает снимки). Ни разу не задерживали, как-то получалось уходить вовремя.

«НН»: Богрецов тоже партию создает.

ВГ: Меня приглашали. Была встреча в «Имагуру», пока не разогнали. Я не очень верю в перспективу, а Юра говорит, что всех скоро посадят (смеюсь). Я считаю: если будет две партии демократов — хорошо, а сто две — еще лучше.

«НН»: Видимо, Богрецова бы уже посадили, если бы хотели?

ВГ: Бабарико ведь тоже не сразу посадили. Про Машу были разговоры, почему, мол, не сажают. Про Знака — то же самое.

«НН»: Было ли ощущение, что в стране что-то изменится?

ВГ: Конечно, оно же менялось всё на глазах. Была абсолютная уверенность.

Но меня настораживало вот что. Я говорил: «Юра, что за фигня, я не вижу команды, есть хаотичная инициативная группа, но нет преемственности [с нынешней властью]. Должны же знать, где какой сейф находится, кто какие соглашения с Россией подписывал, с США, с ЕС».

Было ощущение еще, что кто-то мог из Украины деньги вкинуть. Достаточно же ста бойцов, чтобы здесь кровавую кашу заварить. Поведение наших оппозиционеров — это какая-то ярмарка тщеславия, бесконечные амбиции, за которыми ничего не стоит.

Посмотрите на Латушко! Чего ты критикуешь? Это я страдал в этой матрице, у меня забирали деньги, не давали развиваться, я «вшивая блоха» (смеется), а ты был в правительстве, мог влиять на решения. Почему ты ждал до 9 августа? Те же вопросы к Цепкало, но тот хотя бы умный (смеется).

Посмотрел ролики Карач — очень качественные, хорошие ролики, мне понравилось как она критикует уголовное дело по педофилам, еще много чего. Но призыв возвращаться людям с Донбасса?! На что ты рассчитываешь? Этого никто не поймет. Заявление Латушко о банках, санкциях — тоже никто не поймет. Ребята, политическая жизнь — это качество жизни людей, а не кто в каком кресле сидеть будет. Чем выше комфорт людей, тем ты лучше политик. Это плохо, если вы в пещерный век народ ввергнуть хотите.

В Беларуси нет ни вулканов, ни цунами, ни землетрясений. У нас земли плодородные. У нас большие перспективы, но мы должны смотреть на современный технологический уклад. Сейчас уникальное время, новые машины, которые обязательно надо освоить. Нам нужно быть интегрированными в мировую экономику и быть открытыми для всех.

«НН»: Вас Воскресенский уговорил партию возглавить?

ВГ: Он показал такую возможность, я от нее отказывался.

Он уговаривал, мол, вот есть Ланкин [от Цепкало], а от бабарикинцев нет — мы же потеряемся. Я об этом не думал, он закинул зерно возможностей. Я подумал: почему бы нет. Конечно, интересно попробовать себя в роли политика.

У меня в университете была преподавательница философии, очень умная женщина. Меня как-то пригласили на день рождения английской королевы в посольство, и встретил ее. Она меня вспомнила, разговорились, стали общаться. Я спрашиваю: Валентина Ивановна, такое предложение есть. Она мне говорит: «Чего ты думаешь, бери и делай, не бойся, потом будем смотреть. Белорусов надо немножко толкать иногда, попытайся». Ну а что я теряю? Даже если интернет-хомячки что-то плохое обо мне скажут, ну и пусть. У меня нет оснований не доверять тем людям, которые в суде над Бабарико говорят, что были взятки.

«НН»: Спецслужбы с вами о партии говорили?

ВГ: Никогда. Мне перед Новым годом позвонил ОБЭП — ну приезжайте. Приехали и стали предлагать подписать документ о сотрудничестве, два часа уговаривали, я отказался. Не хочу я ничего такого — это не про меня.

«НН»: Вам безразлично, что Воскресенского называют «ртом КГБ»?

ВГ: Он сам себя так назвал, что рад быть «рупором КГБ».

Я не знаю, какие у Юры мотивы, но ничего плохого он сейчас не делает. Оскорблять его нельзя. Я вам скажу то, что даже Юра вам не скажет: когда его посадили, то его жена пришла за помощью в штаб, а там рассмеялись, мол, нет такой возможности. Возможно, у Юры и какие-то личные мотивы. Так не делается: этим — бабки, а тем — дубинки.

«НН»: Со старыми оппозиционными партиями, ОГП или БНФ, будете сотрудничать?

ВГ: Это не совсем полноценные партии, а кружки по интересам. Что о них говорят люди? Деньги берут, деньги пилят. Пусть они и небольшие, но все равно не ясно у кого берут, зачем. Они не интересны людям. Что и говорить? Они друг друга сдают. Помните Романчука? Кто тебя за язык тянул? Если и тянули, то уедь в Чехию и расскажи как было. Вот Козулин, был ректором БГУ, потом узнаем: проститутки, какие-то девки от Саши Варламова, читать не хочется. Тьфу. Лебедько? Какие у него конструктивные предложения? Никаких. Всё давно известно, ничего нового.

«НН»: А ЛДПБ Гайдукевича?

ВГ: Он всех поносит, но все понимают, что он полностью провластный человек, причем в очень узко запрограммированном варианте. О чем тут говорить!

«НН»: Вы оппозиционер?

ВГ: Конечно! Мне категорически не нравится происходящее. Но при этом разве не надо договариваться? Надо, безусловно. Другого пути нет. Если власть пойдет на переговоры, то хорошо. Даже то, что она сейчас предлагает — это шаг вперед. Ограничение президентской власти, новый президент…

«НН»: Вы в это верите?

ВГ: Другого выхода нет. Здесь будет такая стагнация, что люди просто разбегутся. Мы должны доверять друг другу. Пацан сказал — пацан сделал. Может, потянутся к нам люди в партию — может, нет.

Змитер Панковец. Фото Надежды Бужан

Хочешь поделиться важной информацией
анонимно и конфиденциально? Пиши в наш Телеграм

0

0

0

0

0

0