В Беларуси реформируют участковых — РЕПОРТАЖ о молодом шерифе из Вороново
В ряде районов Беларуси милиция проводит эксперимент, мы о нем писали: участковых переквалифицировали в этаких «шерифов», хотя слово по смыслу и не совсем удачное (шериф в США — должность выборная). Но функционально белорусские участковые стали больше, чем просто участковыми.
Для понимания проблематики давайте представим себе семью, в которой, скажем, вместе живут рецидивист и его несовершеннолетний сын. Первый из них будет под надзором участкового, с другим будет работать инспектор по делам несовершеннолетних, а если кто-то из них совершит правонарушение, то с этим будет разбираться уже оперативник. Три милиционера на одну семью!
И в МВД возникла идея: в малонаселенных районах глубокая специализация в виде трех служб, может, и не нужна — и не лучше ли их работу совместить? И совместили, сконцентрировав в руках одного «участкового-уполномоченного», как его назвали, полномочия и обязанности трех служб.
Тех, кто был оперативником или занимался несовершеннолетними, тоже перевели «на землю», увеличив число новых работников и снизив их нагрузку.
Важный момент реформы и в том, что в настоящее время участковый может дослужиться до майора — а раньше они бежали за званиями куда повыше.
«Наша Нива» побывала в Вороновском районе Гродненской области. Это один из районов, где появились участковые-уполномоченные и где есть возможность познакомиться с организацией их службы по новым правилам.
Посмотреть на работу милиции как таковую тоже было интересно. Ведь как обыватель формирует о ней представление? Прежде всего, исходя из того, что расскажут медиа, в фокус которых попадают обычно самые шокирующие и гротескные преступления или же правонарушения с политическим подтекстом. Картина получается искаженной. А реальная черновая работа — в Беларуси за 9 месяцев текущего года зарегистрировано более 66 тысяч преступлений! — остается за кадром.
***
Вороновский район, по меркам Беларуси, место уникальное: это единственный район, где большинство, около 80% населения, считают себя поляками.
Конечно, массовых миграций поляков в край между Жижмой и Дитвой никогда не было, мало кто даже владеет польским. Одна из причин такой самоидентификации — эхо межвоенных десятилетий, когда из-за слабости белорусской идеи многие поверили польской «кресовой» пропаганде, восприняли идею «католик = поляк» и передали ее детям.
Читайте: В Вороново 83% жителей считают себя поляками
Урбанизированному белорусу будет сложно представить, что в деревнях здесь проживает вдвое больше людей, чем в райцентре. Численность населения района — 24 тысячи, из которых около 6 тысяч — население городского поселка Вороново.
Численность населения, как и всюду, с годами сокращается, но близость к литовской границе еще держит район в тонусе.
Чем здесь люди занимаются? Да мало чем. Крупных производств нет. Из заметных предприятий только «Сельхозтехника» (выпускает прицепы «Боярин»), да литовцы открыли цех по выпуску дамского белья. Кто не нашел себе работы, уехал за границу или в большие города.
Вот и получается, что государство предлагает работу преимущественно в силовом блоке: вытянутый на 90 километров район нуждается в пожарных постах, граница — в пограничниках и таможенниках, крупный отдел департамента охраны существует в Гайтюнишках, где в уникальном памятнике архитектуры размещена психиатрическая больница для тех, кто совершил тяжкие преступления и попал на принудительное лечение. Из 80 выпускников в этом году 11 поступили в силовые вузы!
А размер зарплаты участкового в 1000 рублей позволяет еще и придирчиво относиться к местным кадрам, отбирать их. Бывали здесь и такие, кто первый рапорт заполнял настолько безграмотно, что хоть весь красным подчеркивай. Таких, говорят, выгоняли.
Всего за неполный 2019 год в районе совершено 141 преступление, из которых, за вычетом пограничных дел, 71 преступление — по линии милиции.
Преимущественно это кражи, а что воруют? Да всё.
Начальник Вороновского РОВД Руслан Хомко.
Начальник РОВД Руслан Хомко говорит, что, помимо краж, донимают семейные скандалы, «а красной нитью — пьянство, пьянство».
Ходом эксперимента с «шерифами» он доволен, цель формулирует так: «Стать ближе к людям».
Каких результатов от эксперимента ждет руководство? Конечно, снижения преступности, но и одновременного повышения выявления преступлений. Секрет здесь в том, что при снижающемся уровне уголовной преступности — а это убийства, разбой, угоны машин, словом, всё то, о чем люди обычно заявляют, — существует еще и понятие латентной преступности, которая как бы есть, но о ней никто не знает, поскольку люди по разным причинам могут не сообщать о мошенничестве, взяточничестве, даже сексуальном насилии. И если таких выявленных преступлений становится больше, это считается удачной работой по их выявлению.
Правда, пока, как говорят в Вороново, роста латентной преступности нет, но начальство считает, что по мере роста доверия к новым участковым статистика пойдет вверх.
В участковых-уполномоченных здесь перепрофилировали четверых бывших сотрудников инспекции по делам несовершеннолетних, троих оперативников: всего «шерифов» стало 20, плюс еще начальник службы и его заместитель, но все работают на участках, у каждого примерно по 1200 человек в секторе. Политика такова, чтобы участковый жил там, где работает — так он будет больше знать, чаще бывать, скорее заслужит доверие вверенной ему тысячи местного населения и быстрее, в случае чего, раскроет преступление. Поскольку зачастую уже будет знать, кто мог его совершить.
Первоначально начальник милиции даже не понял, что мы хотим поездить с участковым и посмотреть на работу изнутри, — подумал, что запишем только со слов. Но после того, как понял, решил нагрузить нашей компанией капитана Алексея Дайлидко.
Алексею Дайлидко 28 лет, новые погоны получил только в этом году, тогда же с ним продлили контракт еще на 5 лет. Женат, имеет ребенка. Выпускник Гродненского университета, физрук по специальности. Стать милиционером решил во время срочной службы во внутренних войсках, сначала пробовал себя в инспекции по делам несовершеннолетних.
Дайлидко — местный, родом из деревни Ровбишки, живет в Беняконях. Говорит, что, пусть это и прозвучит пафосно, считает службу призванием, а «денег больших здесь не заработаешь, такие получать можно было бы и в другом месте, где никто тебя ночью не поднимет и гоняться за преступниками не заставит».
В этот день, в пятницу, ему предстоит проехаться по нескольким адресам, если не будет срочных вызовов.
Всего у него на участке 30 населенных пунктов и 46 «профилактируемых лиц». Смысл термина понятен. Это алкоголики, ранее судимые, домашние тираны и так далее, с ними нужно работать отдельно. А у остальных, говорит, просто интересуется жизнью: «работать на участок, чтобы потом участок работал на тебя».
Вот и первую услышанную историю криминальной не назовешь — это, скорее, элемент помощи в закрученной семейной драме: у людей двоюродный брат перенес инсульт, живет один. Выпишут из больницы, думают они, переживет ли зиму? Поэтому хотят отдать на «соцкойку», но есть проблема — паспорт давно утерян. Почему утерян? Это другая история, с понятными причинами. А новый сделать нельзя, потому что брат лежачий и ни заявления написать, ни фото сделать не может.
Наблюдаем, как разрешится ситуация, и едем в деревню Дайнова.
— Добрый день! По вашей проблеме, с которой звонили: с начальником паспортного стола я договорился — сегодня приедет человек, который примет от вас заявление, вам нужно быть в 16 часов там-то. Фото брата совсем никакого нет? Вы поищите. Если ничего вообще не будет, то давайте я щелкну на мобильник, а в фотоателье это на компьютере подкрутят, чтобы можно было на паспорт взять. Нужно будет только чтобы он спокойно сфотографировался, — предлагает участковый.
— Спасибо вам! Трудно старикам жить одним, а за братом смотреть ну никак! В доме люди новые, мы вам расскажем — у брата уже были проблемы, но уперся: «Один буду жить!» Пока во второй раз от инсульта не упал. Спасибо участковому, иначе что бы мы делали? Ни паспорта, ни холеры. А сами мы не боимся милиции! Чаще приезжают — больше порядка будет. Сколько раз к нам обращались, мы всегда помогали. Вот в прошлом году два брата, что жили вдвоем неподалеку, пили какую-то гадость, один так и умер — на стуле, другой в реанимации. Ну вот! Милиция ищет — а это местный продал. Мы знаем, мы помогли, конечно, иначе как же? Человек умер! — сказала Тереза под кивок мужа, Владислава Чеславовича.
— Они всё выпили, мы провели экспертизу оставшихся паров и доказали содержание токсина, — добавляет Дайлидко.
Под жалобы стариков на то, что оживленный в свое время конец деревни опустел, а магазин закрылся, едем дальше.
Алексей Дайлидко напоминает, что ему сегодня предстоит успеть на суд. Случай почти как у Достоевского. В местной семье из трех братьев двое были кончеными алкашами, им наш участковый выписал путевку в ЛТП, но ЛТП их не взял — не было мест, «не было, чем доставить, надо, мол, подождать». И вот от такой радости между братьями что-то произошло, и тот, что к алкоголю был равнодушен, неосторожно толкнул другого, а тот упал головой о батарею и стал помирать. Непреднамеренный убийца позвонил Дайлидко: «Что я наделал, брату плохо, скорее поезжай», — и тот, когда приехал, увидел уже труп. Непьющий был задержан и после суда попадет за решетку, второй — в ЛТП, где уже освободилось место, а третий — на кладбище.
В этом году это уже второе убийство. Первое тоже было по пьянке: отец убил сына — поругались, один из них схватился за нож…
Из рассказанного можно заключить, что в районных реалиях убийство — это результат драки, которая зашла слишком далеко.
Криминология, кстати, делает интересный вывод: сценарий проведения праздника и сценарий убийства у нас почти совпадают. Некие знакомые между собой люди собираются в замкнутом пространстве и пьют алкоголь — истории отличаются лишь финалом.
Известно также, что успешные люди, если становятся убийцами, то по праздникам, потому что не могут позволить себе организовать отдых в рабочие будни, — в отличие от маргиналов, которые могут устраивать себе праздник хоть каждый день.
Но едем дальше. Алексей продолжает объяснять преимущества эксперимента.
«У следственно-оперативной группы всегда были трудности с ее доставкой: иногда она прибывала, когда нужно было изучать следы преступления, а теперь есть возможность прибыть в момент совершения преступления или даже до того, как оно произошло. Район имеет вытянутую территорию, ехать 60 километров по вызову из Вороново — это час времени. А участковому требуется максимум 15 минут, тем более, если налажена работа, то будут звонить напрямую участковому, а не в дежурку.
Вот и у меня в августе звонок — угроза убийством, место — в двух километрах от меня. Я бегом, штаны натянул, оружие взял, в машину вскочил и через 3 минуты на месте — никто еще не пострадал, вопрос решили.
Оно, знаете, как бывает, в половине случаев: семейный скандал, жена вызвала, а потом смотрит — ну муж уже сам испугался, после того как милиция приехала, она начинает волноваться за него.
Вдобавок часто жена финансово или еще как-то зависит от мужа. Она начинает взвешивать: а хорошо ли, что его сейчас заберут? Ну и едва ли не сама начинает на меня бросаться: «Убирайся отсюда». В таких случаях, если она сама не пишет заявление, что ж, заставлять не будешь. Но в перечень подлежащих более пристальному вниманию такая семья уже попадет.
В другой части семейных вызовов жена вызывает милицию незаметно, ты приезжаешь — и становишься громоотводом, агрессор на тебя переключается. В такие моменты обидно бывает, но успокаиваешь себя тем, что, пережив их, ты предупредил насилие. Ну а потом люди успокаиваются, звонят, бывает, извиняются за то, что сказали сгоряча, а потом переосмыслили и слова, и поведение в целом. Ну а я не могу не простить, иначе как мне потом выстраивать работу?»
Заезжаем к одной семье в агрогородок Бенякони. Участковый дает предварительную характеристику, мол, семья положительная, сын толковый — женился, женщина сильная и терпеливая.
А муж ее, Юра, вот скатился. Хоть и не скандалист, из дома ничего не выносит, но пьет. И пьет тихо, на улицу не выходит. Такому почти ничего не сделаешь — только настойчивая профилактика и реакция на обращения семьи. Вот конкретно у него уже была медицинская комиссия — одной ногой он уже в ЛТП. Во дворе дома происходит такой диалог:
— Ну когда вы уже на работу устроитесь? Вы же в курсе, что по вам решается вопрос и… ну как это? Человек, у которого дом такой добротный, жена, сын молодую в семью привел — и в ЛТП ехать? Ну это же позор!
— Согласен. Я ей-богу скоро поеду, хочу комплектовщиком в Минск. Единственная проблема, что все через агентство сейчас, а они 80 рублей хотят, это раз. Ну и деньги на первое время нужны… А на периферийные зарплаты я сюда не пойду, в Беняконях где я заработаю? Видел вот опрос в Минске: там люди называли приемлемой зарплату от 1500 рублей. Ну мне хотя бы тысячу — такой ориентир. Только вот агентство это… Ну а без него только по 500 рублей найдешь зарплаты.
— Жена же будет рада, если вы на работу устроитесь? Неужели не поможет вам на первых порах.
— Может быть (улыбается).
Приходилось слышать где-то, что у белорусов проблемы с бизнес-мышлением. Вот и Юрий: у человека золотые руки, смотришь на подворье и ясно, что здесь живет хозяин. Забор деревянный замечательный сделал, какие-то мелкие детали, мусорку, гараж, даже качели огромные поставил — и всё сам, и всё красиво. Но думал ли он над тем, чтобы свою работу предложить еще кому-то, кто сам не такой мастеровой? Нет, говорит, не думал.
Если вам приглянулось то, что Юрий Васюкевич смастерил из дерева у себя во дворе, помогите человеку вернуться к нормальной жизни, закажите у него. Контакты мастера в редакции.
А почему Васюкевич начал пить? Он уже теряется в хронологии, но думает, что причиной стали поездки на заработки в Москву, где «невозможно не пить», а потом «понемногу, потихоньку и…»
Как он оценивает работу участкового?
«Я знаю, что работа тяжелая эта, я сам когда-то работал во вневедомственной охране и рассматривался вопрос, чтобы и меня в милицию, в участковые, — вспоминает Васюкевич. — Но не пошел… Претензий не имею, думаю, правильно что он здесь мне по мозгам ездит».
Интересуюсь у Алексея, есть ли польза от ЛТП? Многие так не думают.
«Польза есть в любом случае. Вот человек пьет — он опасен для семьи, вызывает неприязнь. Родственники даже элементарные вещи не могут решить из-за ежедневных попоек. И тут на год облегчение. Ну вот у них спросить: они в изоляции такого брата или отца пользу видят? А насчет исправления я так скажу: если из десяти хотя бы два человека вернутся и больше не будут поднимать рюмку, то это уже большое дело. Пятеро из десяти, наверное, максимум, а остальных — кодируй не кодируй… Если с детства стали выпивать, то никто уже не спасет», — отвечает Алексей Дайлидко.
Но в чем, по-его мнению, причина пьянства? И он ошеломляет простотой ответа: «Менталитет такой!» Но разве все белорусы алкоголики, разве проблема не шире?
«Да, наверное, и шире: воспитание, образ жизни, социальные традиции. Понимаете, пить же у нас не запрещено. Но где граница между употреблением и злоупотреблением? Ну мы ее знаем, а если она с самого детства стерта твоими же родителями, родственниками, то здесь уже приходится бороться только с последствиями», — говорит Алексей.
Основная часть преступлений здесь совершается спьяну. И даже если нет денег, люди все равно находят что выпить — за год милиция выявляет под 100 фактов нелегального оборота, это значит, бывает едва ли не каждый третий день. А почему гонят самогон? Здесь все просто: литр водки в магазине стоит 15 рублей, а литр самогона обойдется в рубль — купи сахар и дрожжи. И хорошо, если для крепости не прибавят еще какого-нибудь дерьма вроде дихлофоса.
Бороться с алкоголизмом помогает даже костел, а в этой местности католик — в каждом доме.
Скажет ксёндз на проповеди: «Не гоните самогон, мне тут сказали пару фамилий…» — и это работает.
Между тем, следующий человек на контроле Алексея Дайлидко живет чуть ли не через дорогу — Павел Почобут.
Молодой человек, которого в свое время рвануло не туда, — захотелось легких денег, и взялся помогать нелегально переходить границу. Как он говорит, додумался не сам, а подсказали и подставили. Ну теперь вот в своем доме всегда держит дверь на замке, чтобы, если постучатся старые друзья, незаметно взглянуть на дверь из глубины комнаты и сделать вид, что никого дома нет.
Но участковому, конечно, открывает.
— Так, что слышно? Что с алкоголем?
— Я приболел… С алкоголем — все нормально! Никаких проблем нет, — положа руку на сердце, отвечает трезвый Почобут.
— А работа?
— В следующем месяце пришлют приглашение «на Польшу»! Всё официально, всё как положено. Там наш Витя уже «карту побыту» оформил, в бригаде место освободилось, есть возможность занять. Ты же знаешь, мне выезд запрещали в связи с судимостью. Но уже сняли, я уже договорился, чтобы ехать. В Беняконях для меня ничего нет, а у поляков есть что строить и платят по 75 рублей в день!
Павел — строитель. Не только местную таможню — «Чижовка-Арена» строил! Но после того как фирма развалилась, перебивался без работы. Сейчас, пока ждет приглашения из Польши, занимается ловлей рыбы. В Беняконях брат — председатель райсовета, богатый человек со страховым бизнесом, откликнулся на просьбу родственника и облагородил местное озеро, запустил туда карпа, форель. За разовый взнос в 30 рублей для членов кооператива, говорит Павел, можно ловить хоть каждый день, но главное — «по-человечески, не тащить на продажу, а сколько сам съешь».
— А как оцените вашего участкового? — спрашиваю.
— Ценю! Может, это по-детски прозвучит, но он-то и доброе слово скажет, и совет даст, пусть и простой. А если не с кем посоветоваться, с толковым… Вам может, есть от кого услышать, как правильно жить, а мне мало кто такое скажет. Вы не поймете.
Этот визит завершается тем, что Павел дает обещание прийти на профилактическое мероприятие в РУВД: «Там фильмы показывают, работу предлагают. Я считаю, что есть смысл походить, когда установки правильно жить оказываются под вопросом», — резюмирует Павел.
Хочется услышать, что переживает участковый в процессе своей работы?
«Самая сильная эмоция наступает вечером после рабочего дня. Суета на миг стихает, — ну не прекращается, конечно, просто такой момент затишья, — и приходит ощущение, что ты сегодня сделал что-то нужное, полезное, помог человеку, услышал «спасибо». А сколько раз я лично это слово слышал, и не скажу — не считаю», — говорит Алексей. Отдых от работы он находит в семье и спорте.
Путь тем временем лежит в сторону границы, видим длиннющую очередь из грузовиков.
«Раза два-три в месяц здесь что-то происходит, и это я не учитываю ГАИ, а только свои случаи. Обычно здесь так: какой-нибудь самый хитрый дальнобой начнет объезжать других, а ему по машине хлопнут рукой или еще чем, зеркало отобьют, а это уже порча имущества. Бывает, здесь и морды бьют, но успокаиваются еще до приезда милиции, поскольку, пока в Вороново в РОВД и обратно, пока разбирательство, — так и два часа пройдет, а очередь же в это время движется», — рассказывает Алексей.
Интересный факт: многие здесь ездят на работу в Литву. Это давняя традиция, еще со времен Союза, когда в самих Беняконях мало кто работал — все ездили в Вильнюс, отголоски того благополучия можно видеть в местной архитектуре. А появление границы в этой схеме, а впоследствии и ужесточение контроля, породило ироничные коллизии.
Например, люди здесь поступают так: едут от дома до Литвы на велосипеде, так быстрее пересечешь границу. В Литве велосипед оставляют прямо у погранпункта или даже с белорусской стороны. Поэтому с обеих сторон можно увидеть большие велосипедные парковки, где никто никогда велосипеды не пристегивал. Но когда их стало слишком много, то некоторые, плюнув искать свой, брали лишь бы какой, а другие воспринимали отсутствие своего велосипеда как воровство, обращались в милицию.
Так и жили, пока не установили держатели для велосипедов, камеру и не предупредили всех, что пользоваться все-таки надо своим.
У перехода нам повстречалась женщина с литовским паспортом, которая живет в Беларуси, а работать ездит в Литву.
А мы тем временем едем в Беняконскую школу, она здесь относительно большая — 210 учащихся. Язык преподавания — белорусский, но директор по-белорусски начала разговаривать, только после того как ей об этом напомнили.
Из детей на учете только двое: один попал за то, что бросил к соседям петарду, другой — за регулярное хулиганство и драки.
Типичная беда городских подростков — спайсы — местных ребят обошла. Здесь и денег не так много, и трудно скрыть зависимость. Да и продать втихаря почти невозможно. Проблемой остается, чем занять досуг детей, потому что здесь, помимо работы на родительских участках, больше никаких развлечений. Выкручивается школа: кружки по интересам, секции, музыкальная школа. За лето в школьном лагере было 7 смен!
Капитан Дайлидко в качестве профилактики обратился к школьникам в актовом зале. Это выглядело довольно наиграно как для журналистов, но, возможно, не лишним.
— Любая глупость — и уже могут быть последствия. Насчет личных вещей: в вашей школе был случай с мобильным телефоном. Берегите то, что вам купили родители. А если живете недалеко, то и вовсе можно не носить мобильники в школу! До какого времени гулять на улице можно, знаете?
— До девяти!
— Ну хорошо, пусть будет до девяти, — примерно такой разговор происходит у участкового со школьниками. А на встречу тет-а-тет с проблемными подростками нас, посторонних, не пустили.
«С подростком главное, чтобы он не видел в тебе врага. Иногда нужно не напротив сесть, не за столом, а рядом, плеча его коснуться: ну что ты там? Можно написать множество рекомендаций — и они существуют — о том, как работать с детьми, но они будут актуальны уже тогда, когда ребенок вам открылся. Ну да, один более подвижный, некуда энергию девать, к нему нужно со стороны спорта зайти: мол, вот тут есть секция для тебя, ты бы, может, занялся, там и конкуренция с такими, как ты, там есть кому что доказывать, куда расти. А другой не спортом интересуется, а компьютером например. Ну тут надо разобраться: а во что он играет, а что в этом его интригует? Какие-то знакомые ему слова применить, показать ему мой интерес. Третий вообще разговаривать не будет — пробуй через друзей.
Я на учебе сталкивался с коллегами из других районов, которым реально очень тяжело дается работа с детьми: ну вот он и профессиональный работник, с одной стороны, 10 лет уголовного розыска, как процессуально работать, он знает. А его этот живой комок облепит, начнет отрывать карманы, он растеряется — а что с ними делать? А делать что-то надо: если он сейчас хулиган, то пройдет еще пару лет — и он вырастет до уголовщины, все равно придется им заниматься», — объясняет Алексей Дайлидко.
Кстати, еще одна особенность Вороновского района — цыганская диаспора, 134 семьи. Живут они компактно в Радуни — это бывший райцентр на 2 тысячи жителей, которым в свое время укрупнили Вороновский район.
Радунь — это не участок нашего участкового-уполномоченного. О работе там нам рассказали другие милиционеры, а с детьми там ситуация такая: бывают случаи, когда девочку выдают замуж в 14 лет.
Приезжают с вопросом, почему ребенок не ходит в школу, а тут в ответ: «Дорогой, какая школа, она же за-му-жем»
С интеграцией цыган в общество, признаются в органах, дела обстоят тяжеловато — есть позитивные примеры, но старшее поколение живет своими традициями, значительная часть мужчин за сорок побывала в заключении, грамотность слабая, трудоустроить удается не всех. Но, мол, со временем ситуация изменится — вот уже и барона у них нет.
В обязанности входит и проверка наличия оружия. Однажды такая история под Ивацевичами завершилась стрельбой. На фото местный житель Геннадий Василевский — охотник почти с 30-летним опытом. Бывали времена, когда охотой зарабатывал себе на жизнь в тайге.
За разговорами проезжаем через другие деревни. Вот группа мужчин — на короткий сигнал милицейской машины машут вслед. Прошу остановиться:
— Сотрудника знаете? — спрашиваю.
— Почему не знаем? Знаем, видим. Вы сами поймите, здесь пограничная зона, люди разные ездят. Натворит чего и поедет, здесь нужно, чтобы участковый был всегда на стреме!
В группе оказался один местный житель, который в свое время доставил немало головной боли и милиции, и пограничникам, — Иван Тадеушевич. Личность специфическая, обойдемся без деталей и фамилии. Здесь он родился и вырос, приграничный лес знает как свой дом и как-то зимой решил прикольнуться — перешел границу и с внешней стороны пограничного столба написал свои инициалы: Р.И.Т.
Пограничники во время обхода заметили и обомлели. Стали искать, обратились за помощью к милиции.
В итоге Ивана нашли, он объяснил, что хотел проверить, как несут службу пограничники. С учетом вышеназванной специфики этой личности, ничего такого за проступок ему не было, разве что поучили, чтобы впредь такого не делал.
Примечательно, кстати, что в разговоре с нами Алексей Дайлидко отрицал существование «палок» (палочной системы оценивания работы, когда чем больше раскрытых или якобы раскрытых преступлений — тем выше зарплата милиционера. Этой системе объявил войну новый министр внутренних дел Юрий Караев. — «НН»). По словам Алексея, если где-то такое и принято, то не в службе участковых.
«У меня зарплата фиксированная, прогрессивной ставки нет, больше мне не заплатят, это одно, — говорит капитан Дайлидко. — А во-вторых, кто мне может довести план, если один я здесь главный и только я знаю, что у меня происходит на участке? Не представляю, как это можно спланировать».
А что участкового реально возмущает? Так это бумагомарательство.
«Как бы так сделали, чтобы их меньше надо было заполнять. Ну вот даже элементарный протокол: пьяным болтался по улице. И человек сам признаёт: виноват, по такой-то причине. А ты всё равно туда прилагаешь характеристики, справки, опросы свидетелей и так далее. Может, хотя бы меньше повторных описаний делать?» — говорит Алексей.
На том Алексей Дайлидко, попрощавшись, поехал на суд, а мы — по райцентру и в направлении Минска.
Не жалуются ли местные жители на работу милиции? С учетом того, что у большинства здесь родственники или знакомые связаны с силовыми структурами, то не особенно.
Но у местного предпринимателя Эдвина нашлось что сказать:
«Милиция всегда была, везде. Разве что у нас их слишком много. Ну вот в Польше и Литве тоже порядок, но по цифрам на душу населения милиции меньше. У меня претензий к их работе нет, разве что насчет световозвращающих элементов: я сам не сталкивался, но знакомые не раз рассказывали, что станут в одном месте, где недостаточно освещения, и ловят там за отсутствие фликеров — ну другой работы им мало что ли? Это тоже важно, но все же это не служба по отлову за фликеры».
Вообще, говорит Эдвин, жить в Вороново можно было бы, — и озвучивает пожелание уже в адрес властей: «Пусть бы предпринимателям дали льгот, чтобы и самим работать было проще, и давать работу людям».
По пути в Минск мы приостановились в Переганцах и Германишках, поговорили с людьми.
В Германишках продавщица в киоске похвалилась, что за год продала пива всего на 500 рублей: мол, это мало, она этим гордится.
А одна из местных жительниц импульсивно заявила: «Совсем участкового не знаю! Но он только недавно работает у нас, надо познакомиться! Нужно было бы, чтобы ходил по дворам и интересовался, чем живет деревня. Вопросы к нему могут быть! Я бы жаловаться не стала, но вот некоторые создают полнейший дискомфорт! — придала себе солидности подбором слов жительница Германишек. Но продолжила уже попроще: — Кто гонит самогон, знаю! Понапиваются и потом слоняются здесь, забор мне подпирают!»
