Ольга Токарчук в интервью «Нашей Ниве»: О чем бы ни писал писатель, он делает политический выбор
Сегодня стало известно, что Нобелевскую премию по литературе за 2018 год получит польская писательница с украинскими корнями Ольга Токарчук.
Ольга Токарчук (вторая слева) в Музее истории белорусской литературы. Вторая справа на фото — переводчица ее романа на белорусский язык Марина Шода. Фото А. Ждановича, budzma.by
Уже дебютный произведение Токарчук — роман «Путь людей Книги» (1993г) был высоко отмечен и критиками, и читателями. Роман Токарчук «Анна Ин в гробницах мира» (2006) — футуристическая, почти киберпанкавская трактовка известного шумерского мифа об уходе богини Инанны в подземный мир — был написан как вклад в международный проект «Мифы», в котором принимали участие также Маргарет Этвуд, Виктор Пелевин, Джанет Уинтерсон и другие всемирно известные писатели. Ее творчество сочетает популярную манеру писать и высокий вкус, философскую глубину и искусство рассказчика. В Беларусь Токарчук приехала в 2010 году по случаю выхода ее романа «Правек и другие времена» в переводе на белорусский язык Мариной Шодой, романа, который считается одной из вершин польской мифотворческой прозы, польской версией магического реализма.
В 2010 г. она дала интервью «Нашей Ниве». Она говорила о писательстве, о встречах с Быковым, об имидже Беларуси.
«Наша Нива»: Твое заочное знакомство с Беларусью произошло через встречи с Василём Быковым. Расскажи пожалуйста как это произошло.
Ольга Токарчук: В начале 2000-х я была на литературной стипендии под Берлином. В доме отдыха жила пожилая пара. Они жили замкнуто, редко выходили. Молодые писатели шептались: «Василь Быков, писатель в изгнании». Но никто не решался подойти к ним. Меня взволновало то, что я и мои коллеги можем уехать домой когда угодно, а он там фактически блокирован. Я была там единственной славянской писательницей, поэтому, почувствовав какую-то связь, решила подойти к ним познакомиться. Ирина Михайловна рассказывала о мне о Беларуси в бытовом смысле. А Василь Владимирович все время говорил о политике. Когда я заходила в их квартирку на чай, то он часто выбегал послушать радио, наверное, радио «Свабода». Чувствовалось, что он переживает депрессию, иногда в квартирке была тяжелая атмосфера. А еще нас объединили походы за грибами — как вы знаете, в Германии не принято собирать грибы, но в Польше и у вас это популярное занятие. Можно сказать, мы сошлись на грибной теме. Во время походов за грибами пани Ирина рассказывала о своей деревне, где даже варили мухоморы. В лесу пани Ирина и пан Василь становились заметно веселее. Пан Василь даже доставал рюмки и угощал нас какой-то наливкой. Так мы провели несколько месяцев, а потом они получили убежище в Праге и уехали.
«НН»: А ты сама не испытываешь давления, связанного с твоей деятельностью?
ОТ: В последние годы я заметила, что писатель в любом случае, о чем бы он ни писал, делает политический выбор. Раньше я старалась создавать лишенную политики литературу, но это невозможно. Я просто заметила, что незаметно для себя заняла вполне определенную позицию, позицию левых, порвав с правыми, более консервативными и националистическими взглядами. Последние мои книги — сплошь политика, но что поделаешь: куда ни ткнись, всюду политика.
«НН»: Вышедший в белорусском переводе Роман «Правек и другие времена» в мифологической манере рассказывает историю Польши ХХ в. И впечатление такое, что взгляд автора на обретение независимости, разделы Польши, Вторую мировую, советизацию не расходится с официальным польским взглядом на историю.
ОТ: Ой, нет. Может, это сейчас складывается такое впечатление. В 1993-м, когда роман вышел, он воспринимался как хулиганский и бунтарский. Я показала историю с позиций, что сегодня называется, левого видения. Например, писала о Костеле без пафоса, иногда иронично. Я очень хотела вступить в дискуссию с романтическим видением польской истории, порвать с государственным официозом, за что и получила отлуп от критики и некоторых изданий. Говорили, что я нарушаю польские национальные интересы и что я скорее смотрю на мир с украинских, русинских, еврейских позиций. Но я только хотела показать историю с новой перспективы, перспективы отдельного человека, без морали.
«НН»: Твой рассказ «Профессор Эндрюс в Варшаве» о рафинированном английском профессоре, который столкнулся с посткоммунистической реальностью, был напечатан в переводе на белорусский в «Нашей Ниве» и вызвал в интернете бурную реакцию. В основном из-за схожей ментальности белорусов и поляков, что особенно заметно в случае приезда иностранцев. Но приезжая в Польшу, белорусский турист прежде всего обращает внимание на несхожесть Польши с Беларусью. А как по-твоему, принадлежат ли Польша и Беларусь одному ментальному пространству или все же по польско-белорусской границе пролегает глубокий мировоззренческий раздел?
ОТ: Я ощущаю принадлежность к ментальной конструкции «Центральная Европа», куда входят народы, испытавшие коммунистический режим: восточные немцы, украинцы и словаки. У этих народов схожие телодвижения: этакая робость, неуверенность. А также патриархальные взгляды. Я не считаю, что это все положительные качества, но я сама такая.
«НН»: Какой кажется тебе Беларусь?
ОТ: По польским телеканалам она предстает как аграрная страна, где есть режим и проблемы. Очень похоже несколько лет назад немецкое телевидение рассказывало о самой Польше. Аисты, хаты, запряженные телеги. Я ожидала здесь увидеть какую-то разруху, но вижу благоустроенные дороги и большие города.
«НН»: А насколько в Польше знают белорусский культуру?
ОТ: Слабо. Конечно, с 70-х и 80-х осталась популярность Быкова, переводы его военных романов. Беларусь скорее популярна в научных и культурных кругах, которые специально интересуются Восточной Европой. По сравнению с Украиной Беларусь знают гораздо хуже. Знают белорусского художника Лёника Тарасевича и писателя Сократа Яновича, но они вписаны в польский контекст.
«НН»: Окей, Ольга, признаем, что писатели остались, они пишут, мы читаем. Писатель теперь не служит посредником между небом и землёй, но иногда хорошо провести время за книгой… А по-твоему, не перестал ли писатель в сегодняшнем мире быть светочем? Осталась ли у него миссия?
ОТ: Когда я начинала писать, то считала, что писательство — это способ самовыражения. Теперь, после написания 11 книг [интервью было впервые опубликовано 9 лет тому назад] и завоевания своей публики, пришло понимание, что писать — это делиться своими открытиями с читателями, ставить вопросы, на которые они должны отвечать и над которыми они должны рассуждать. Несмотря на наши реалии, хочется верить, что литература делает мир лучше. Так что в этом смысле миссия осталась — ее никто не отменял. Разве что сегодня писание в стол не имеет никакого смысла. Я пишу для конкретного читателя. Хочу общаться с ним.
