«Ностальгия была не по Польше, а по своей земле». Сидоревич доступно объясняет, что следует знать о дате 17 сентября
80 лет назад произошло одна из самых значительных событий в истории нашей страны — воссоединение Восточной и Западной Беларуси. И по сей день по поводу этого события не утихают споры.
Одни воспринимают эту дату как праздник, другие говорят о многочисленных жертвах, которые последовали за 17 сентября. Об историческом значении этого события с корреспондентом «НН» размышляет историк Анатолий Сидоревич.
«Наша Нива»: Как произошло, что Беларусь оказалась поделенной между Россией и Польшей?
Анатолий Сидоревич: Основательный анализ истории разделов Беларуси еще никто не написал. Белорусские земли делили кайзер и Литва, кайзер и Украина (1918). В 1919 году три губернии себе оторвала большевистская Россия. Затем она делила наши земли с Литвой и Латвией (1920), а также с Польшей (1921). Этот последний раздел некоторые называют пактом Пилсудского — Ленина. Думается, термин оправдан.
Наконец в 1923 году новые восточные границы Польши освятили своим решением послы Великобритании, Франции, Италии и Японии. Правда, и Беларуси что-то осталось: шесть неполных уездов Минской губернии и мелкие части Вилейского уезда Виленской губернии.
«НН»: Признавать ли нам легитимность Рижского договора?
ОС: Если признавать право Польши на рижскую границу, то нужно отказаться от территориальной целостности нашего государства. Впрочем, Рижский договор был расторгнут Советским Союзом 17 сентября 1939 года. А потом были Ялта и Потсдам, были соглашения о границе между СССР и Польской Народной Республикой, было Совещание в Хельсинки (1975), провозгласившее принцип нерушимости послевоенных границ. Я молчу о печально известном Будапештском меморандуме. Если некоторая часть поляков и сегодня смотрит на Беларусь как на «крэсы», то им надо напоминать про все эти акты. Если эти акты не признавать, то Польше придется отказаться от границы по Одеру и Нейсе, отдать Германии приличный кусок нынешних западных и северных земель. Эти земли Польша получила в качестве компенсации за потери на востоке. Я читал в книге воспоминаний Войцеха Ярузельского, что мудрый Черчилль во время войны сказал деятелям польского эмиграционного правительства: «В 1920-м Польша слишком далеко зашла на восток».
«НН»: Как жилось простым белорусам при польской власти? Правда ли, что двери колбасой подвязывали?
АС: И блины на три стороны маслом мозоли… А если отбросить шутки, то вспоминается встреча в 2011 году с последними жительницами деревни Заберезье Пинского района. Это специфическая деревня, бывший фольварк, часть поместья Ежи Осмоловского, того самого Осмоловского, который в 1919—1920 годах стоял во главе польской оккупационной власти в Беларуси, был генеральным комиссаром гражданской управы восточных земель. Работниками в усадьбе были исключительно римо-католики, приехавшие чуть ли не с Виленщины. И вот, вдовы этих католиков, когда речь зашла про «польское время», сказали мне и лингвисту Юрию Чернякевичу: ничего хорошего от них, поляков, мы не видели. Это прозвучало (для меня, по крайней мере) неожиданно, так как их мужья-католики, которых я знал с детства, писались поляками. (А говор в Заберезье, отмечу в скобках, был почти академически белорусским.)
Нужда у нас, в северной части Пинщины, была страшной. Не думаю, что значительно лучше было в других местностях Западной Беларуси. Безземелье, малоземелье, многочисленные налоги, штрафы… Деньги из Западной Беларуси шли на построение метрополии, на содержание немалого, но технически отсталого войска и содержание на захваченных землях огромного административного и карательного аппарата. Ну, и на польские школы, которые рассматривались как средство ассимиляции нашего народа. Польским учителям жилось несравненно лучше, чем советским, хотя и те и те выполняли государственный заказ.
Я был бы необъективен, если бы сказал, что не было ностальгии по «польским временам». Попав в колхозную крепостную зависимость, мои земляки тосковали не так по Польше с Пилсудским и Мосцицким, как по тому времени, когда они имели свою землю и были хозяевами на ней.
После того, как Никита Хрущев ввел гарантированную оплату труда в колхозах и пенсии для колхозников, ностальгия испарилась и появились шутки про двери, завязанные колбасой, и блины, на три стороны мазанные. Молодежь подсмеивалась над стариками. Произошла советизация моего поколения западных белорусов.
«НН»: А как жилось тем белорусам, которые отстаивали свою белорусскость? Польша являлась репрессивным государством в отношении белорусских политических деятелей?
ОС: Здесь два вопроса. Отвечаю на первый. Были в Польше такие деятели, как Винценты Витос и Войцех Корфанты. Первый занимал пост премьер-министра с июля 1920 по сентябрь 1921 — во времена, когда большевики шли на Варшаву, когда их с французской и американской помощью от Варшавы отбросили до самого Минска, когда был подписан Рижский трактат… Корфанты — также один из отцов Польской Республики. Он вошел в историю как тот, кто хотел присоединить Силезию к Польше и немало для этого делал. Во втором кабинете Витоса он был вице-премьером. И вот, пилсудчики обоих их бросили в Брестскую крепость, мягко говоря, унижали там, а потом создали им такой режим, что те вынуждены были выехать за границу. Скажите, как могли чувствовать себя, например, Антон Луцкевич и ксендз Винцент Годлевский в том государстве, в котором неуютно чувствовали себя даже его отцы-основатели?
На второй вопрос я, кажется, ответил, когда отвечал на первый. Добавлю: из известных мне западнобелорусских литераторов, выступавших в печати, более половины прошли через польские тюрьмы. Символом санационного режима в Западной Беларуси стал концлагерь в Картуз-Березе.
Вина польских властей перед Беларусью в том, что своей национальной, религиозной и социальной политикой они коммунизировали наш народ. Просоветские и антипольские настроения были очень сильны. Знаю по своей деревне Задубье Ганцевичского района (пять верст от вышеупомянутого Заберезья). Польские функционеры дошли до того, что даже баптистов записывали в большевики и бросали в тюрьмы. Мой дядя, тоже баптист, встретил 17 сентября в Картуз-Березе. Правда, просоветского настроения у него не было, поскольку лет на десять раньше он побывал в БССР и успел разочароваться в коммунизме. У кого ни спрашивал в нашей деревне, все разочаровались в советах до начала 1940-го. Попали из огня да в полымя.
«НН»: Глядя на белорусскую политическую сцену, кто добивался объединения земель? А кто видел будущее белорусов в составе Польши?
АС: Снова два вопроса. На второй ответить труднее. Разве что денационализированные белорусы, прежде всего римо-католики, хотели жить в польском государстве. Денационализированные православные белорусы мечтали о России.
Объединения белорусских земель хотели коммунисты. Зная о террористическом большевистском режиме, но принимая во внимание, что в БССР все же имелась густая сеть белорусских школ и практически все районные и областные газеты выходили по-белорусски, принимая во внимание именно национальную компоненту, объединения Беларуси хотели и многие левые. Если мы почитаем речь Антона Луцкевича на собрании виленской интеллигенции после прихода советов, то увидим, что он говорил именно о белорусской школе, о белорусской культуре. Пусть они большевизированные, но главное то, что они — белорусские. Большевизм — это временно, а Беларусь — навеки.
Сложнее было христианским демократам. Недаром одни из них смотрели на Литву, а другие надеялись, что Германия сломит хребет большевизму. Реальной же политической борьбы за единство нашего народа после разгрома Грамады и «Змаганння» в Западной Беларуси не было. А с 1936 года польские власти начали тотальное наступление на белорусские политические и культурные организации только потому, что они — белорусские.
«НН»: Думаете, в сентябре 1939 года, когда белорусские земли были воссоединены, победила историческая справедливость?
АС: В сентябре 1939-го произошло то, о чем польский политический класс предупреждали в первые же годы после восстановления польской государственности. Чтобы не стать жертвой российско-германской заговора, Польше необходимо было сплотить вокруг себя альянс новых независимых государств: Беларуси, Латвии, Литвы, Украины, Чехословакии. Наладить федеративные связи с восточными соседями полякам советовали и британские политики. С планом федерации носился и один из лидеров Польской социалистической партии Мечислав Недялковский, но шовинистические и великодержавные тенденции взяли верх.
Аграрная страна, крестьянская нация хотела достичь невозможного.
Правда, не сама, а в опоре прежде всего на Францию, которая и во франко-прусскую (1870), и в Первую мировую войну показала свою неспособность противостоять Германии. От своих великодержавных амбиций Польша не отказалась и тогда, когда пламя мировой войны перебрасывалось из Африки (Эфиопия) и Азии (японо-китайская война) в Европу. Перед тем, как стать жертвой немецкой агрессии, сама Польша выступила в качестве агрессора. Нельзя забывать, что в то время как Германия ввела свои войска в Судетскую область, в другую чехословацкую область, Тешинскую, вошло Войско Польское.
«НН»: В рамках БССР белорусы получили определенные атрибуты государственности. Могло ли такое произойти в составе Польши?
АС: Не могло. Никогда и ни в коем случае. Сам проект Польской Республики был в определенной мере реваншистским.
Самые смелые и горячие головы мечтали о польском государстве от моря до моря, о границах 1772 года. Они хотели реализовать то, что не удалось осуществить в конце XVIII века — построить польскую унитарную державу на всем просторе былой Речи Посполитой. Не зря же они возвели в культ Конституцию 3 мая 1791 года, которая ликвидировала федерацию Великого Княжества Литовского и Королевства Польского. Ассимиляторская (еще костюшковско-коллонтаевская) программа была сформулирована премьер-министром Леопольдом Скульским: через 50 лет вы и при свечке не найдете в Польской Республике белоруса. Но и кабинет Скульского (1919—1920) был кратковременным, и Польская Республика долго не продержалась.
«НН»: Противники даты 17 сентября говорят о многочисленных жертвах, последовавших за теми событиями. Так может, людские жизни важнее интересов государства?
АС: А что говорят литовцы, которые в октябре 1939 года получили от Москвы в подарок за покладистость Вильну? А сговорились-то как? Мы вам Вильну, а вы примете наш ограниченный контингент. Думаете, не догадывался литовский политический класс, к чему это может привести?
Или надеялись, что пронесет? Теперь они клянут советы за 1940 год, за потерю независимости, за многочисленные жертвы. Так за всё же приходится платить. В том числе за Вильну (Вильнюс), Солечники (Шальчининкай), Свенцяны (Швенчёнис), Медники (Мядининкай) и Друскеники (Друскининкай). Таков неумолимый закон истории. Белорусы тоже заплатили кровью, потом и слезами за то, чтобы Беларусь простиралась если не от Белостока до Смоленска, не от Вильны до Стародуба, то хотя бы в нынешних границах. Белорусские косточки лежат от концлагеря Краков-Домбе до концлагерей на Колыме.
«НН»: Если мы считаем 17 сентября позитивной датой в истории Беларуси, то, может, тогда и на личность Сталина через призму тех событий стоит взглянуть по-другому?
ОС: Сталин решал белорусский вопрос, как говорили большевики, «попутно».
У него была иная цель — увеличение количества советских республик, как было сказано в марте 1939 года на XVIII съезде большевистской партии.
В 1890-х Фридрих Энгельс писал, что российская армия принесла бы в Германию не свободу, а рабство, не развитие, а опустошение, на прогресс, а одичание. Что угрожало Европе, если бы Сталину удалось реализовать свои планы? Вы знаете, что нацисты организовывали поездку бывших социал-демократов и коммунистов на завоеванную территорию СССР, чтобы показать, как живут люди в стране «победившего социализма»: деревянные хаты, соломенные крыши, лапти и все такое прочее? Вы знаете, что Генрих Бёлль поправел, после того как попал на Восточный фронт и посмотрел, как жили советские люди? Муза истории Клио любит посмеяться над политиками. Реакционные силы иногда, сами того не желая, делают прогрессивные вещи. Реакционеры Сталин и Гитлер ничуть не ставили своей целью благо Беларуси и Украины, но сам ход событий заставил их совершить для наших народов полезное дело. Вот только вопрос, насколько умный и прогрессивный политический класс в теперь уже якобы независимых Беларуси и Украине.
«НН»: Почему же белорусские власти так скромно или вообще никак не отмечают 80-летие воссоединения?
АС: Не знаю. С этим вопросом нужно обращаться в дом №38 по улице Карла Маркса или в так называемый Дворец Независимости.
Я же обращу внимание, что нынешняя власть и 100-летие БССР замяла.
Сам же день 17 сентября я бы не называл днем воссоединения, поскольку не было белорусских акций ни с восточной, ни с западной стороны рижской границы. 17 сентября правильнее называть Днем объединения белорусских земель. Термин «объединение» дает основание думать и так и так: то ли сами жители этих земель объединились, то ли кто-то их объединил.
«НН»: Имеет ли смысл белорусам в будущем праздновать 17 сентября? Или все же это день скорби?
АС: Обязательно нужно отмечать. Повторяю: отмечать. Вспоминая о человеческих жертвах, вспоминая о том, что в составе нашей страны так и не закрепились белорусские земли на западе и северо-западе от нынешних границ. Осознавая и то, что у нас забрали часть наших земель на востоке. И понимая то, что историю не перепишешь, не переделаешь, что Беларусь и ныне еще не вполне субъект международных отношений.
И еще. Пожалуй, в каждом западнобелорусском городе или поселке, бывшем райцентре, есть улица 17 сентября. В восточной Беларуси улиц с такими названиями я не встречал. А стоило бы закрепить дату 17 сентября в названиях улиц и площадей и в восточной Беларуси. Что ни говори, этот день для Беларуси исторический, памятный.
