Как Беларусь могла бы догнать Запад. Рекомендации главного реформатора Польши
Заняв 23-е место в рейтинге развитых экономик мира, Польша стала первой страной в истории Центрально-Восточной Европы, которая присоединилась к числу самых успешных государств. Об этом говорится в сообщении глобального индексированного агентства FTSE Russell Лондонской фондовой биржы, пишет Радио «Свабода». Теперь у поляков такой же статус, как и у французов, немцев и японцев.
Польская экономика — одна из немногих в мире, которая за последние почти 30 лет не переживала рецессии. Со времени падения коммунизма поляки в несколько раз обогнали страны бывшего социалистического лагеря, с которыми у них в конце 1980-х был одинаковый уровень жизни
Известный ныне как архитектор экономических преобразований в Польше Лешек Бальцерович в 1989 году инициировал радикальные реформы, которые впоследствии получили название «план Бальцеровича». Он являлся вице-премьером и министром финансов в первом некоммунистическом за послевоенный период правительстве Польши, возглавлял Национальный банк. Всего лишь за год Бальцеровичу удалось понизить гиперинфляцию с 685% до 60% и стабилизировать злотый. Были проведены реформы банковской и налоговой систем, страхования и пр. Уже через год Лешек Бальцерович подписал соглашение об ассоциации с Европейским экономическим сообществом.
В интервью Радио Свабода профессор Бальцерович объяснил, как Польше удалось вырваться из социализма и почему другие постсоциалистические страны остались далеко позади. Главный польский реформатор рассказал, как он оценивает перемены в Украине, что думает о рыночном социализме в Беларуси и что его беспокоит в современной Польше.
«Нет ни одной страны, которая пошла бы нерадикальным путем и выиграла от этого»
— Как Польша, по вашему мнению, выглядела бы сегодня, если бы в начале 90-х не было «реформ Бальцеровича»?
— Это несложно представить. После падения СССР разные страны пошли разными путями, по крайней мере, если говорить про темпы реформирования. Существует множество исследований, которые показывают, чья экономическая стратегия оказалась результативнее, то есть лучше для людей. Страны, которые начали переломные реформы, т.е. прежде всего расширили экономическую свободу и строили демократию, достигли за 25 лет значительно более высоких результатов, чем страны, которые эти изменения откладывали или осуществляли их медленно или частично. Нет ни одного примера страны, которая пошла бы нерадикальным путем и достигла лучших экономических и общественных результатов, чем страны, избравшие радикальный путь. Польша была первой страной, избравшей такой путь. Потом по нему пошли балтийские страны, которые также достигли выдающихся результатов. Достаточно посмотреть на выводы профессиональных исследований, чтобы получить очевидный ответ: реформаторы выиграли.
— В Польше у вас немало критиков, которые говорят, что ваша шоковая терапия стала катастрофой для страны. Они говорят о безработице, экономической эмиграции и расслоении.
— А вы знаете страну, где не было бы недовольных? Если мы ожидаем, что все будут довольны, значит, мы ожидаем утопию. В странах, которые достигли невероятных экономических успехов, тоже есть много недовольных. Объяснение очень простое. Даже если материальное положение граждан улучшается, то они же привыкли сравнивать себя с другими. А другим, возможно, удалось больше.
— Именно так они и говорят: мол, одни выиграли от трансформации, а другие проиграли.
— При социализме, кроме аппарата власти, привилегированными в Польше были шахтеры. Вся экономика опиралась именно на эту отрасль. Реформы, которые придали Польше самое быстрое в регионе развитие, затронули некоторые группы. Бухгалтера, например, улучшили свой статус. Раньше их недооценивали, потому что никто при социализме не считал расходы. И вообще, стало ценится образование. Образованные люди, такие как инженеры, экономисты, финансисты, пошли вверх, так как это обусловлено природой рыночной системы. Привилегированные во времена социализма группы тоже пошли вверх, но медленнее, чем другие. В том числе и шахтеры. Но нельзя сохранять социалистическую структуру и при этом не держаться за сам социализм. К счастью, мы не стали держаться за социализм и отошли от него довольно быстро. В результате произошли изменения и в структуре экономики. В 1989 году в Польше было 400 тысяч шахтеров, а сейчас 100 тысяч. Если бы мы хотели искусственно удержать 400 тысяч шахтеров, нужно было бы и дальше жить при социализме, ведь без дотаций эта отрасль попросту не выжила бы. 29 лет назад у нас было 400 тысяч железнодорожников, а в результате реструктуризации осталось 100 тысяч. И понятно, что работники отраслей, подвергшихся сокращению, могут быть недовольны (но далеко не все из них, кстати). И в итоге они становятся материалом для популистов.
Без чего нельзя построить эффективную экономику в Беларуси?
— Почему, по вашему мнению, Беларусь и другие страны бывшего СССР, кроме Балтии и Грузии, не пошли путем радикальных реформ? Ваши исследования показывают, что страны, которые провели «шоковую терапию»…
— Я никогда так не говорю, потому что люди боятся этой фразы.
— Назовем это радикальными реформами. Так вот исследования показывают, что они оказались успешнее, чем страны, которые выбрали медленный путь перемен. Почему в 90-е годы многие правительства не пошли этим путем, если он такой эффективный?
— Каждый пример очень индивидуален. В 1994 году Александр Лукашенко выиграл выборы с лозунгами, типичными для председателя колхоза, и уничтожил демократию. Сейчас трудно сказать, чего хотят белорусы. Одни бегут из страны, а на остальных воздействует пропаганда и ментальный балласт, который они получили в наследство от СССР. В России в 2000 году произошло то же самое.
— Однако власти и в Беларуси, и в России возразят вам, мол, и там можно создать фирму и жить своим трудом, независимо от власти.
— Так говорит пропаганда.
— Говорят власти…
— Именно. А если власть недемократическая, то она может говорить что угодно, а чаще всего просто лгать или манипулировать.
— Когда Лукашенко пришел к власти, то начал строить рыночный социализм. В конце 70-х вы работали в Институте фундаментальных проблем марксизма-ленинизма. Как вы оцениваете его идею?
— Если под социализмом мы понимаем то, что было создано когда-то, то, что предложили Маркс и Ленин, то социализм не может быть рыночным. Он в своей сущности антикапиталистический и антирыночный. Китайцы, у которых экономика в основном частная, говорят, что их пророк — Мао Цзэдун. А ведь он был преступным антикапиталистом. В странах, где установилась диктатура, царит лживая пропаганда.
— Вы привели замечательный пример. Китай — недемократическая страна, но им удается делать экономику эффективной.
— В Китае огромная разница между государственной пропагандой и реальностью. Думаю, причина в том, что верхушка партии решила, что не может отказаться от наследия Мао.
— Однако именно китайский пример дает основание Назарбаеву, Путину и Лукашенко говорить людям, что можно обеспечить экономический рост и без демократии. А власть, мол, нужна, чтобы контролировать рынок.
— Но китайцы этого не делают. В Китае частная собственность — это почти 80% ВВП. А сколько ее в Беларуси? Иногда бывают экономически эффективные диктатуры. Но очень редко. Намного больше в мире таких примеров, как Зимбабве и Северная Корея, чем пример Китая. А в самом Китае, если бы эта страна не была такой большой, экономическая либерализация не дала бы настолько хороших результатов. Большие страны с большими рынками всегда имеют преимущество. В США с самого начала создавали свободный рынок на большом пространстве, что было источником развития, и по сей день им всё компенсирует. Даже при том, что в США много регуляции и бюрократии, но большой рынок все еще им помогает.
— Согласно отчету Всемирного банка Doing Business, Беларусь на очень высоком месте — на 37-м. В Беларуси также была объявлена приватизация. И хотя нет частной собственности на землю, ее можно арендовать на 99 лет. Островки свободного рынка все же есть.
— Вы употребили хорошее слово — островки. В Польше и во времена социализма были такие островки. Были частники. Но на всю систему они влияния не оказывали. Надо смотреть в первую очередь, какая доля фирм в стране государственная. В Польше их меньше, чем частных. Но все равно среди стран OECD (Организация экономического сотрудничества и развития) у нас самая высокая доля государственных компаний. Если мы хотим понять сущность стран, то должны слушать не пропаганду диктаторов, а систему. Поэтому первое — доля частных фирм. Второе — независимость судебной системы. Ведь если суд зависит от власти, то с каждым частным бизнесменом можно «разобраться». В социализме все институции были инструментом власти и могли заниматься репрессиями. И когда все было государственным, абсолютно любого человека можно было уволить мгновенно.
— Лукашенко пришел к власти благодаря риторике о борьбе с коррупцией. Но за 24 года ему так и не удалось ее победить. В последнее время сообщений о таких случаях даже больше. Почему ему не удается победить коррупцию, имея в руках всю власть в государстве?
— Одна из самых любимых тактик диктаторов — это борьба с коррупцией. Это очень хороший способ победить политических оппонентов. Очень важно различать борьбу с коррупцией при диктатуре и при демократии. При демократии судебная система независима от власти, поэтому трудно выносить политически мотивированные приговоры. В диктаторской стране судебная система зависит от власти. И поэтому этим инструментом проще пользоваться.
— А как можно эффективно бороться с коррупцией?
— Прежде всего благодаря конкуренции и экономической свободе. В такой ситуации от власти зависит очень мало, а больше — от того, что сделает каждый отдельный человек. Чем больше безотчетной власти, тем больше коррупции. Сокращение единовластия за счет радикального расширения экономической свободы, через дерегуляцию экономики — наиважнейший способ борьбы с коррупцией. Одновременно это помогает в развитии экономики. Кроме того, мы ввели как можно больше прозрачности. Я этим занимался сам в конце 2000-х. Будучи министром финансов в 1989 году, я сменил всех директоров налоговых инспекций и объявил конкурс при приеме новых людей. Благодаря этому удалось уничтожить возможные связи между предприятиями и налоговыми органами. В Польше самый низкий показатель коррупции в регионе. Но коррупция — это не только взятки. Это также когда государство накладывает лапу на государственные учреждения и фирмы.
— Как аргумент в пользу такого присвоения фирм государством часто называют противодействие возможному возникновению олигархии.
— Это логика популистов. Конкретные исследования показывают: если прекращается либерализация, если можно извлечь выгоду через контакты с властью, а не через конкуренцию, то олигархия как раз в таких условиях и возникает. Как она возникла в России? При Горбачеве, когда стали возникать кооперативы, и одновременно существовал огромный государственный сектор. В результате можно было легко заключать контракты между новыми частными и огромными государственными фирмами. В Польше нам этого удалось избежать благодаря полной либерализации экономики.
— Недавно в Беларуси приняли закон о цифровой экономике. Власть хочет, чтобы государство зарабатывало на IT. Возможно ли такое, чтобы в авторитарном государстве эффективно функционировала отдельная отрасль экономики на основе современных технологий?
— Возможно. Можно создать анклав, предоставив ему особые условия. Но это не решит проблему на уровне страны. Диктаторы, особенно социалисты, очень любят лозунги о модернизации, но не в состоянии ничем подменить полноценную экономическую свободу и верховенство законодательства, стержнем которого является независимый суд.
— Какой первый шаг должна сделать Беларусь, чтобы реформировать экономику?
— Экономика должна быть преимущественно частной и основанной на конкуренции. Нет ни одного случая, когда бы экономика была в руках государства и не превратилась бы в катастрофу. Если люди хотят не бояться власти, то судебная система должна быть независимой. Иначе нельзя построить эффективную экономику и эффективное государство. А для этого надо заставить плохую власть уйти.
— А если власть с гордостью заявляет о том, что рост ВВП на протяжении лет вполне стабилен?
— Без поддержки Путина Беларусь была бы банкротом.
«Украина избежала экономической катастрофы»
— После Майдана вас пригласили в Украину. На протяжении года вы работали советником Петра Порошенко. Почему так недолго?
— Год — это очень много. За тот год я побывал в Украине около 50 раз и не жалею. Вместе со своим коллегой из Словакии Иваном Миклошем мы создали группу стратегических советников. В некоторых вопросах мы имели влияние, в некоторых нет.
— Что, по вашему мнению, удалось Украине за это время?
— Уровень жизни в Украине в 1989 году был почти таким же, как в Польше. Сегодня это разница втрое. Украине после Майдана удалось избежать экономической катастрофы. Темпы перемен в различных областях разные. Требуются еще более существенные шаги в реформировании судебной системы. Но мне трудно давать конкретные оценки, так как уже больше года я не являюсь советником. Польский успех был возможен только потому, что мы не отложили проведения реформ. К счастью, Украина постепенно догоняет нас. И очень важно, что в Украине есть политический плюрализм.
— Но после последнего Майдана произошла мощная волна экономической эмиграции из Украины.
— В 2014 году Россия напала на Украину. Она атаковала Украину не только в военном отношении, но также и в экономическом. После бегства Януковича финансовое положение Украины было жалким. И поэтому огромным достижением украинских реформаторов стало то, что они спасли государство от полной катастрофы. Хотя они были вынуждены тратить массу средств на армию, им удалось сократить дефицит бюджета с более чем 10% до нескольких процентов. Это невероятный успех, который люди не до конца осознают. Они не знают, чем это все могло бы закончиться. Скажу честно, я всего год был советником в Украине и восхищаюсь тем, что им удалось.
«С антикапитализма можно неплохо жить»
— А какая страна постсоветского пространства наиболее эффективно провела реформы после падения коммунизма?
— Если вы имеете в виду скорость сокращения дистанции со странами Запада, то это группа стран, которые провели радикальные реформы. Польша начала первой, потом присоединились страны Балтии. Они сделали мощнейший рывок.
— В Беларуси и России пропагандисты часто указывают на высокий уровень эмиграции из стран Балтии. И в этом конкретном случае они не лгут. Почему люди бегут из стран, которые так успешно, по вашему мнению, развиваются?
— Это еще одна глупость. Из СССР нельзя было выехать, если только оттуда не принуждали эмигрировать. Но если бы не было границ, то оттуда эмигрировали бы массы людей. Когда страна открывает границы, а уровень жизни у нее не так высок, как на Западе, то многие выезжают. В конце XIX века шведы массово эмигрировали в США. В штате Миннесота и сегодня живут потомки тех эмигрантов. Испанцы в 1950-е годы были беднее, чем французы, и масса людей выехала во Францию. Эмиграция — это естественный процесс, после того как бедная страна открывает границы. Но решение проблемы не в закрытии границ, а в быстром развитии.
Рыночные реформы — самый эффективный способ сдержать массовую эмиграцию. А страны, которые реформ не проводят, еще больше расширяют пропасть в уровне жизни с Западом и лишь увеличивают масштаб будущей эмиграции.
— Значит, радикальные реформы — это единственный выход? Или при новых вызовах, в новой эпохе возможен иной характер перемен?
— Нет. Это как в медицине. Лучшая терапия для больного, независимо от того, китаец он, белорус или поляк, тот же самый. Если болезнь — это разбазаривание средств, коррупция, медленный рост, значит, виной всему слишком широкая политическая власть вкупе с госсобственностью. Нет ни одного примера, когда бы государственную собственность удалось реформировать настолько успешно, чтобы она функционировала намного лучше. Экономика должна быть частной и свободной. Вот в чем секрет.
— Но в мире немало политиков, которые берутся за улучшение государственной экономики и считают, что им удается.
— Глупости на свете достаточно. И знаете почему? Потому что с антикапитализма можно неплохо жить. Половина Голливуда живет с антикапитализма. А сколько лжи печатается в антикапиталистических книгах! А все потому, что на них есть спрос. Но если этот антикапитализм добирается до власти, то люди начинают страдать.
— Очень часто у нас говорят, что альтернатива радикальным польским реформам — скандинавский путь.
— Очередная чушь. В Швеции экономика преимущественно частная. Это капиталистическая и антисоциалистическая экономика. Там меньше государственной собственности, чем даже в Польше. Люди, которые говорят о скандинавском социализме, несут бред. Вопрос только в том, делают ли они это сознательно или нет. Возможно, они имеют в виду, что там высокие социальные расходы. Так и у нас они высокие. А Швеция, когда была на уровне Беларуси, тратила на социалку гораздо меньше, но зато имела частную экономику и быстро развивалась. В конце 90-х годов Швеция переживала глубокий кризис и тогда провела глубокие реформы, в том числе социального государства. Например, в Швеции школы могут создаваться частными фирмами и, существуя за бюджетные деньги, конкурировать. Поэтому все эти слова о социализме в Швеции — просто бред, который основан на лжи. Этой ерунде нельзя попустительствовать, поскольку она превращает мозги людей в солому.
— И не может быть социализма с человеческим лицом?
— Это абсурдный лозунг. Такие лозунги стары как мир, но они каждый раз оживают, потому что новые поколения не помнят прошлого. Борьба с лозунгами — очень важный момент в защите людей от пропаганды. В книгах и в твиттере я борюсь с ними, понимая, насколько они опасны. Лозунги блокируют разум и пробуждают эмоции.
«Польшей управляют посткоммунисты»
— Вы ярый критик нынешней власти в Польше. Но там же люди, которые были в «Солидарности», боролись с коммунизмом и выступали за свободный рынок. Что вас разделяет?
— «Право и справедливость» — это самая с 1989 года посткоммунистическая партия в Польше. «ПиС» пытается вернуть в Польше то, от чего, к счастью, мы отказались. Это, например, зависимость судебной системы от чиновников, национализация, которую правительство называет реполонизацией, увеличение государственной монополии. Естественно, они не в состоянии всего этого сделать, но направление они выбрали именно такое. И что самое оригинальное — они оперируют антикоммунистической риторикой. Забавно, правда? Посткоммунисты, которые в своей риторике используют антикоммунизм.
— Но если их избирают на свободных выборах, значит, люди хотят того, что обещают им эти политики.
— Говоря «люди», вы используете очень широкую формулировку.
— За них голосует достаточно поляков, чтобы они могли победить в выборах.
— Во-первых, это часть людей. Во-вторых, из людей, имеющих в Польше право голоса, за «ПиС» голосовало 19%, или 38% тех, кто принял участие в выборов. Это результат недостаточной мобилизации на стороне демократических либеральных сил. В политике, как и на дороге, случаются аварии. В Польше произошло ДТП, с которым предстоит демократично разобраться.
— Если Польше многое удалось, то почему за посткоммунистическую партию, как вы говорите, проголосовало столько избирателей, чтобы она смогла победить?
— «ПиС» повезло. На президентских выборах 2015 г. проиграл кандидат, который был популярным и честным. Я имею в виду Бронислава Коморовского. Он проиграл лишь потому, что у него была никудышная избирательная кампания.
А при демократии избирательные кампании важны чрезвычайно. В результате его проигрыша важнейший бастион достался партии «ПиС». Кроме того, они, как говорится, поймали второе дыхание перед парламентскими выборами. Две другие партии не вошли в Сейм лишь с минимальным отрывом. В результате «Право и справедливость» получила большинство и начала изменения, направление которых очевидно. Не надо путать названия партий с действительностью. Яркий пример — партия Жириновского. Что в ней демократически-либерального? То же самое с Виктором Орбаном в Венгрии и партией, которая правит сейчас в Польше.
— Я хотел бы понять, почему в постсоветских и постсоциалистических странах, как Чехия, Польша, Венгрия…
— Подождите. Одну минуту. Давайте отличать системные перемены и пропаганду. Пропаганда Милоша Земана отвратительна, но в Чехии, в отличие от Польши, не происходит атаки на судебную систему и нет стремления к национализации. В настоящее время есть две страны, которые пытаются изменить свои системы, — это Польша и Венгрия.
— В годы социализма в Польше боролись за свободные выборы. Почему же сегодня на выборы ходит лишь чуть более половины граждан вашей страны?
— Людям, которые не ходят на выборы в демократическом государстве, должно быть стыдно за себя. Они не исполняют свой главный моральный долг. Не может быть демократии без демократов. Участие в выборах — это элементарный долг. В Индии, где уровень грамотности ниже, голосует 70—80%. В Польше — 50% или даже меньше. Это нельзя ничем оправдать. Но можно объяснить. Люди думают: «мой голос неважен». Но если так подумает каждый, то никто не пойдет голосовать. Или еще — «не за кого голосовать». Это уже дурацкий гонор, когда человек считает, что он лучше всякого политика. Это неумение отличать грипп от туберкулеза. Одна из серьезных проблем современной Польши — забастовка против демократии. Но я думаю, что эти несколько лет правления «ПиС» открыли людям глаза, и явка на выборах будет выше, чем раньше. Я убежден, что мы заблокируем негативные перемены, которые хочет провести «ПиС».
