Самая панковая белорусская художница — про «Дажынкі», мечту тракториста и детей кукурузы
Ее живопись недоброжелатели критикуют, называют «негармоничной». Но ее серия «Дажынкі» наполнена юмором и любовью к Родине. И это крутой панк — который белорусам так необходим для равновесия.
Вместе с Samsung Galaxy S9|S9+ знакомим вас с еще одной личностью нашего проекта «Белорусские героини». В предыдущих материалах вы могли почитать о жизненном пути Эмилии Плятер, Веры Хоружей и Ларисы Гениюш. Сегодня беремся за современницу — Жанну Капустникову, благодаря которой белорусские мотивы и персонажи заявили о себе в мире. Работы художницы хранятся в коллекциях Германии, Франции, США, Японии, Литвы, России, Эстонии, Египта и, конечно же, Беларуси.
Жанна Капустникова в мастерской.
Жанна родилась в Минске в 1965 году. Ее девичья фамилия — Кутас. Родители работали в театре. Отец Анатолий так и не окончил сегодняшний БГУИР: когда на свет появилась первая дочь, нужно было обеспечивать себя и семью. Чтобы подзаработать, Анатолий брался за любую работу. Мать, «амазонка» с Полесья, по той же причине бросила химфак.
В их трудовых книжках впоследствии появлялись разные записи: геолог-разведчик, слесарь-сборщик радиоаппаратуры, мастер на заводе вычислительной техники, продавец, вязальщица на фабрике, воспитательница в детском саду… Но на самое долгое время обоих засосало «театральное болото». В 1970-е годы в бывший Русский драматический театр БССР (ныне — НАДТ имени Максима Горького) сначала пришел отец Жанны. Простым монтировщиком сцены. Дослужился до машиниста и завпоста и привел туда жену Нелли. Сегодня ей 75, и, как и прежде, она работает там начальником костюмерного цеха, поскольку театр в их семье — это по любви.
По любви у них не только театр. Родители никогда не заставляли ни Жанну, ни младшего брата Сашу делать что-то не по их воле. Внимательно прислушивались к желаниям детей. Например, в детстве Жанна демонстрировала неплохие результаты в легкой атлетике — стабильно занимала вторые места. Но в пятом классе учительница предложила ей поступить в художественную школу без экзаменов. Отец тогда спросил, чем бы она сама хотела заниматься. Жанна сказала, что попробовала бы рисовать.
«Мы вчетвером жили в однокомнатной квартире на 17,5 кв. м, и из-за моих планшетов, рулонов, мольбертов и этюдников места для жизни почти не оставалось. Воспитательница в детсаду тогда зарабатывала рублей 60, рабочий на заводе — 120. И при этом родители постоянно выделяли мне на краски и холсты достаточно крупные суммы, рублей по 70. Платили они и за художественную школу, обучение в которой было пусть и не дорогим, но не бесплатным», — вспоминает Жанна.
Дефицитные краски, даже имея деньги, надо было еще поискать. Как только в художественном салоне или киоске Союза художников был привоз, закупались сразу десятком, а то и большим количеством тюбиков ультрамарина или умбры. Так у всех, кто рисовал, собиралась целая палитра.
Несмотря на всю строгость, отец Жанны мог в судьбоносные моменты дать детям свободу. Это проявлялось и когда он отпускал маленькую дочку с учителем рисования Анатолием Царенковым на выставки в Москву, и когда позже позволял ей в одиночку автостопить, а уже позже — красить брови в красный и синий цвета.
Маловероятно, что без этой свободы у художницы мог бы сформироваться тот взгляд и вкус, которые принесли ей известность.
Жанна с отцом Анатолием. На фоне — картина «Желтое платье и обувь», 1994 г.
О желании фриковать и учебе с Вольским
В училище, «Глебовку», Жанна поступила, когда родители с театром были на гастролях. Вспоминает, что в 1980-е там было «крутое время». Многих талантливых преподавателей не принимали в Академию искусств из-за их «неформальности». И вся эта немыслимая творческая энергия концентрировалась в стенах «Глебовки».
Жанна с теплотой вспоминает Альгерда Малишевского, который и ей, и многим другим однокурсникам дал правильный месседж. А кому-то — и необходимый пинок. Именно слова Малишевского вспоминала она всякий раз, когда ее критиковали, когда опускались руки и хотелось бросить писать.
На одном курсе с художницей учился Лявон Вольский.
Жанна рассказывает: «С сюжетами картин Вольский «дурел нормально». Но звездой на факультете он стал не благодаря безупречной жемчужной живописи, а из-за виртуозного умения рисовать карикатуры и шаржи. Все герои списывались с прототипов абсолютно точно и сразу. Это было очень круто по графике и смешно».
«Всегда хотелось, чтобы было наоборот»
В 1984 году Жанна окончила «Глебовку» и была направлена по распределению учителем черчения и рисования. Смешно, но дальше крутой поворот в ее жизни произошел благодаря зубной боли. За лечением она обратилась в зуботехническую лабораторию к знакомой. Именно через нее она познакомилась с будущим мужем Андреем Капустниковым, ныне — известным скульптором. Но тогда о его таланте не знал никто. Даже он сам.
Их роман закрутился быстро и киношно: «В первый же день знакомства мы с Андреем поехали кататься на Минское море на лодке. А потом он предложил: «Давай со мной и другом на Кавказ?» И я согласилась. Попросила, конечно, разрешения у родителей. Мы взяли палатки и поехали с ним и Юркой Игрушей загорать и фотографировать голых людей на «Зенит». Я называю это «предсвадебной» поездкой, так как после лета мы еще осень потусовались, а зимой поженились».
Жанна и Андрей Капустников. Архивное фото.
В 1987 году у них родился сын Гоша. С ним, восьмимесячным, Жанна поступала в Академию искусств. Несмотря на новый статус матери («Ты же женщина!», — время от времени напоминал муж), ее свободная натура продолжала фриковать.
Если в «Глебовке» девушка угорала от «Битлз» и немного хиповала, то теперь в жизни сильно укоренился панк, мир которого для нее начался вовсе не с «Секс Пистолс», а с «Вельвет Андеграунд».
Героиня вдохновенно рассказывает: «Брови я красила тенями то в синий, то в красный, то в зеленый цвета. Ногти носила разных цветов. Со шмотками была напряженка, поэтому в ход шли вещи из комиссионки не по размеру: короткие брюки XXL на клетчатых подтяжках, а под них — сапоги эфиопской армии 41-го размера (при том, что сама я носила 37-й). Мне всегда хотелось, чтобы было наоборот. Мать говорит, что какое-то упрямство внутри меня было заметно еще в детстве».
Упорство, которое исходило из собственных принципов, распространялось и на ее окружение. Жанна всегда рубила правду, хотя впоследствии и переживала, что может из-за этого потерять друзей.
«Многие несовершенства нашего окружения — они как раз из-за того, что мы не говорим друг другу правды. Хотя бы коллеги. Мы никак не направляем друг друга. Только льем елей», — уверена Жанна.
На черно-белом фото: Жанна во время обучения в Академии искусств. На фоне: картина «Слесарь механо-сборочных работ», 2015 г.
После Академии несколько месяцев она отработала на фабрике головных уборов. А потом, почти магическим образом, на шесть лет стала художником по костюмам «Песняров» и лично Владимира Мулявина. Дело в том, что первоначально музыканты доверили разработать костюмы другим художницам, но те не укладывались в дедлайн. Таким образом задачу создать один из костюмов для программы доверили Жанне. В результате она прекрасно сработалась с музыкантами. Это был ее первый серьезный заказ, благодаря которому впоследствии появилась еще одна работа — в мастерских Театра оперы и балета.
Писать картины в те времена получалось только в свободное время. А его было мало. В отпуске же дела совсем не клеились, и Жанна только раздражалась. Та живопись, что у нее рождалась, была никому не нужна: единственная галерея, «Ковчег» Людмилы Яровенко, в начале 90-х согласилась выставлять работы Капустниковой. На краски нужны были деньги, подрастал сын, который задавал все больше вопросов о фотографии и хотел ею заниматься, надо было выживать. Семья находилась в вечном нервозном состоянии, и в таких условиях с творчеством было тяжело.
В 2006-м Жанна и Андрей развелись. Художница не любит говорить об этом. Рассказывает, что расстались не из-за каких-то конфликтов на почве творческих кризисов и не из-за измены. Просто каждый немного разочаровался в другом.
Расстались они друзьями. «Андрей для меня был и остается любимым художником за свою искренность», — говорит Жанна.
Они познакомились, когда о нем еще почти никто не знал. Он снимал с друзьями пластилиновые мультики, следов которых уже и не найти, участвовал в видеоперформансах, но еще не был близко знаком с железом и деревом, из которых впоследствии начнет делать скульптуры, среди которых такие, как «Лисичка» и «Подводная лодка» и другие.
Работы Капустникова-скульптора впервые открылись миру в 2007-м. И в том же году, после 11-летней тишины, заработала персональная выставка Жанны «Любовь-морковь».
Живописью снова стала заниматься, придя работать в кино. Это она была художницей по костюмам в «Княгине Слуцкой» и «Летописи времен». Затем — художником-постановщиком в кино и рекламе. И хотя коллективная работа никогда не была по душе Жанне, эти сферы принесли ей больше денег и дали свободное время, которое она могла посвящать любимой живописи.
Жанна — Андрей — Юра
А потом в ее жизни «случился» Юрий Билык. Через Андрея и совместные компании они были знакомы и раньше, но никогда не общались близко, лично. Сблизились на концерте группы «Вопли Видоплясова».
Как и Жанна, Юрий тоже недавно развелся с женой. В плане жизненных схем и даже по характерам это было 99-процентным совпадением. «Как будто меня умножили надвое», — не скрывает радости Жанна. Юрий стал еще одной рукой художницы, ее соратником во всех творческих и бытовых делах. Несмотря на то, что Жанна с Андреем были в официальном разводе, Юрий как истинный друг и мужчина все равно попросил благословения на их отношения. И получил.
На архивном фото: Жанна, Юрий Билык (в центре) и сын художницы Гоша.
В 2010-м году Андрея не стало… «Его смерть подействовала на всех нас. На меня так точно. С того времени я понимаю, что смерть — это реальность. И на все смотрю через призму этой внезапной бессмысленной смерти. Я ценю все и берегу Гошу, Юрку, своих родителей. Сама не хочу умирать очень-очень, я так счастлива и сделать еще многое хочется», — признается Жанна.
Агророманттический сериал с продолжением
После «Любови-Моркови» у Жанны было немало выставок. Но складывается впечатление, что все они были как бы пробежкой, разминкой ее легкоатлетической натуры перед проектом «Дажынкі».
Восточнославянский обряд завершения жатвы в Беларуси получил свой дополнительный смысл. Праздновать «общереспубликанский фестиваль-ярмарку тружеников села» у нас начали в 1996 году, но с каждым годом это событие, несмотря на хорошую задумку, приобретало некоторые… ммм… любопытные черты. Под маркой благоустройства сносили старинные здания (или реконструировали сайдингом), районы гнались за новыми заоблачными цифрами и показателями…
На экране смартфона картина «Вишневое варенье», 2013 г.
На этой волне у Жанны родились ее «Дажынкі». Почему девочку, которая выросла в столице, потянуло к земле и таким персонажам, как агрономы, доярки, трактористы? Сыграли роль полесские корни. Лепту внес и период, когда разрабатывала национальные костюмы для «Песняров».
Жанне не нравилась «приватизация» всенародного праздника: «Исказили его смысл и превратили в трэш».
«Дети кукурузы», 2013 г.
«Мечта тракториста», 2013 год.
В «Дожинках» Жанны белорусские сельчане действительно счастливы, красивы и расслаблены. Раскрашены в сумасшедшие «вырви глаз» цвета, чтобы уж точно распрощаться со стереотипом, что Беларусь — это серо и скучно.
«От меня вечно ожидали какой-то гармонии. А мне все мало панка. И я считаю, что надо еще отжигать», — говорит художница.
Она рисовала свою утопическую страну мечты. Где все в вышиванках, но не потому что это модно, а просто так, по зову души. Где нет религиозной пошлости, а вместо споров о том, как правильно писать — Белоруссия или Беларусь, люди заботятся о пенсионерах, собирают урожай и любят. Без русофобии и корон ВКЛ на голове, но с человеческим достоинством внутри.
«Успели», 2013 г.
Правда, уже вторая серия «Дожинок», продолжение ее агроромантического сериала с теми же персонажами, этакая кинематографически живописная история, получилась куда более грустной. Агрономы и доярки начали истекать кровью…
«Ягодки», 2015 г.
«В СССР я росла с уверенностью, что войны больше никогда не будет. О ней много говорили, ее вспоминали, но мы не могли представить, что она повторится снова. И вот за несколько недель до событий в Украине мне снится сон о войне. Мне стало очень страшно. И то, что началось, было ужасным. Думаю, никому были не нужны картины с кровью и смертью. Но я не могла остаться в стороне от этой темы, иначе мне было бы стыдно», — вспоминает художница.
Правда, несмотря на влияние Донбасских событий, ее вторые «Дажынкі» все равно рассказывали не о том, что там происходило. Это снова были белорусы. И было напоминание: всех живых людей, независимо от взглядов, объединяет то, что они пока живы.
«Доска почета», 2015 г. Фон — рабочие трафареты художницы.
Сегодня Жанна работает над третьими «Дажынками». Серия уже получила название: «Марсианский пятачок». Несколько работ готовы давно, но когда удастся закончить все, пока говорить рано. И нет, она не боится остаться художницей одной темы: «Пока что это все равно самое важное из того, что я сделала».
Как и раньше, сегодня ее вдохновляют открытые молодые панки без тормозов, слушать и посещать концерты которых она не прекращает. Почему? Потому что они настоящие. «С нашей «стабильностью», погодой, социальной атмосферой очень хочется панка, хочется отрываться», — говорит Жанна. И приглашает в этот отрыв всех, кто готов к новому, лучшему, яркому, свободному.
