Виктор Мартинович: Старые версии белорусской идеи не работают, нужна новая
Фото Воли Офицеровой.
Этот текст задумывался как ответ на слова Зенона Пазняка о том, что «у современного поколения вместо крови — вода в жилах». Но в процессе размышлений о том, почему бывший идейный лидер пришел к таким неутешительным для себя выводам, появилась уверенность, что проблема — не в молодежи, не в современном поколении. Проблема в том, что идеи, выработанные в конце 1980-х — начале 1990-х, когда белорусского независимого государства как такового не существовало, требуют модернизации. Без которой теряют не только привлекательность для молодых, но даже простую жизнеспособность.
Из тех тезисов, что выглядели естественно в виленских кнайпах в 1989-м, одни ныне приближаются к параноидальному бреду, другие просто должны быть переформулированы с прицелом на укоренение национального мышления в будущем, которое просматривается из сегодня (а не из вчера). Например, легко было согласиться с тем, что в Минске времен перестройки все контролируют московские спецслужбы.
Но я ни за что не поверю в то, что у ФСБ имеется какое бы то ни было пространство для не согласованных с КГБ и Советом безопасности собственных действий на нашей территории теперь.
Беларусь — страна с рекордным количеством силовых расходов в бюджете, не верите — сравните распределение средств на образование, культуру и медицину вместе взятых с финансированием тех, кто занимается обеспечением стабильности. А потом продолжим разговор про «игры ФСБ» и «подчиненность Москве».
Эта мантра превращается в анекдот после многочисленных кадровых оптимизаций. Простите, но Лукашенко встречается с Порошенко в Объединенных Арабских Эмиратах — это тоже организовала ФСБ?
В определенном смысле ревизию составляющих национальной идеи уже начал Антон Левицкий в своем тексте, касающемся взаимоотношений национальной идеи и советской мифологии. Моя статья указывает дальнейшие направления для оптимизации способов продумывания Беларуси. Когда я увижу читательский интерес к этой теме (или необходимость уточнения некоторых тезисов), я разверну некоторые блоки данного сообщения в отдельные эссе.
Город
Произведения прадедов белорусской культуры, на которых базируется сегодняшний литературный язык, театр, живопись и музыка связывают Беларусь с деревней. В деревне на протяжении веков сберегались наш язык, песни, ткачество и др. В деревне, как в болоте, захлебывались попытки полонизовать или русифицировать тутэйших. Колониальная администрация всегда жила в комфорте больших городов и в простые хаты под старыми грушами не заглядывала. Беларусь сжалась до этих хат.
Первая попытка возвращения связи с городом мне видится у Дубовца в его «Мова. Вёска. Вільня». Но во-первых: Вильнюс можно было называть оплотом белорусской идеи в конце 1980-х, когда туда можно было приехать обыкновенным автобусом из Минска, не оформляя шенгенской визы. Сегодня Вильнюс — столица суверенной Литвы, и так будет всегда. Пограничный и таможенный контроль отлично помогает выйти из советских сновидений.
Те, кто концентрирует национальную идею на радзивилловских дворцах, «доме под болванами» и табличках с Тарашкевичем — живут во вчера, а не в сегодня.
Таким образом, по меньшей мере: «мова, вёска, Мінск».
Но второй момент касается как раз вёски. Дело в том, что вышеупомянутая хата под грушей окончательно развалилась. В деревне ничего не осталось. Даже построенного при советах клуба. Припятские фермеры на праздники отвисают на Зыбицкой или рвут клубы Варшавы. А 20 процентов населения государства уже сейчас сконцентрировано в Минске и, если присмотреться к планам по введению жилплощади до 2020-го (и соотнести эти планы с демографической ситуацией), можно понять: вскоре в столице будут жить все 30 процентов. Вот и имеем: «мова, Мінск, Мінск». К мове мы еще вернемся, пока лишь зафиксируем следующее.
Сегодня культура определяется не тем орнаментом, который ты носишь на вышиванке. Жбаны, кочерги, ржавые подковы должны занять место в тематической ресторации. Для жителя Каменной Горки Skarnik для Андроид или наконец появившаяся белорусская клавиатура для айфона — гораздо более ценные артефакты.
Язык
Когда я читаю у Пазняка про «вконец русифицированный белорусский народ», у меня возникает вопрос: а что с этим делать дальше?
Ведь имеем как данность: независимая страна, население которой не понимает языка, который идейные лидеры провозглашают единственно приемлемым. И есть ощущение, что если кто-то из идейных лидеров возглавит госаппарат завтра, послезавтра с этим «вконец русифицированным белорусским народом» начнут разговаривать только на языке, который народ не понимает. Несмотря ни на что. А это неизбежно приведет к еще одному 1994 году и приводу к власти товарищей, способных говорить так, чтобы было «понятно».
Круг замкнется. Причем без всякого участия ФСБ.
Я бы исходил из того, что белорусский язык — наше главное культурное достояние, но пока что приходится констатировать, что пользоваться им в полной мере мы не способны. И нужна кропотливая государственная политика, направленная на возрождение языка. Что-то вроде курсов «Мова нанова», но в рамках всей системы образования. До этого Беларусь будет оставаться двуязычной, как бы мне лично ни хотелось обратного.
Единство
Национальным девизом Французской Республики есть фраза «Egalité, Fraternité et Liberté». Поскольку она восходит ко временам Французской революции, кое-кто может услышать в этой фразе универсальный слоган для любой свободной страны. Буржуа — люди, не связанные с наследной аристократией, занятые своим небольшим делом и одержимые идеей влиять на пути развития государства, — постулировали в качестве наибольшей ценности равенство («égalité») и свободу («liberté»).
Что касается третьего слова в триумвирате, о нем следует сказать отдельно. В июле я выступал перед слушателями конференции молодых лидеров Западной Европы, после которого ко мне подошла девушка, занятая в зеленых инициативах Франции. В разговоре мы приблизились как раз к этому загадочному понятию — «fraternité» (братство).
Оказалось, что во Франции сегодня нет единства в том, как это должно пониматься. В свое время «братство» означало близость всех, кто противостоял Бурбонам и «голубой крови». Портной — брат пекарю, владельцу кофейни, они связаны друг с другом социальной родословной. В сегодняшней же Франции «братство» — то, что исчезает вследствие неравенства доходов, занятий, происхождения. Назревает время «новой аристократии».
В Беларуси fraternité не повезло даже вызреть. Мы теперь не братья и сестры, но разобщенные участники гонки в разные стороны. Мы должны объединиться, потому что мы белорусы.
Вера
Религия — прекрасный инструмент воспитания молодых граждан в понимании того, что есть благо и что есть зло. Иной не охваченной тоталитаризмом системы всеобщего нравственного воспитания человечество пока не изобрело. Даже советская идеология фактически копировала в своей метафизике общие места христианства (и ответственным за это являлся ученик Тифлисской духовной семинарии, которого позже стали называть Иосиф Сталин).
Но если мы говорим о вере как части национальной идеи — следует быть предельно осторожными. Поскольку безукоризненно это работает только в моноконфессиональных государствах. Если польский правый говорит о вере — все понимают, что имеется в виду католицизм. Ведь католиков в Польше 86,9%. Что в точности имеет в виду Пазняк, когда говорит о вере? Беларусь — многоконфессиональное государство. Здесь есть верующие Русской православной церкви, но много католиков и протестантов. А есть еще евреи, мусульмане (со времен Витовта). Так какая же из конфессий рекрутируется в нациообразующие? Все что ли? Но тогда и идей должно быть много. Вот я и предлагаю оставить человека наедине с Богом.
«Народ» и «бизнес»
В текстах энтузиастов белорусского возрождения я регулярно вижу упоминания о «народе». Это очень герценовская апелляция, которая напоминает про советскую символическую колыбель.
«Народ» публицистам 1980-х виделся как вполне сознательный субъект, которому надо «дать» «независимость», «язык», «веру», «село», «Вильню». Ведь «народ» всего этого «хочет». И, если редкие реальные встречи с «народом» проясняют, что «народ» на самом деле хочет спать, есть и не платить налог на тунеядство, возникает короткое замыкание. И версия, что ФСБ «манипулирует» народом. И в ответ, мол, всем здоровым силам надо собраться в круг и петь «Мы выйдзем шчыльнымі радамі». Что почему-то «да абеларушвання народа» все равно не приводит.
Так вот, сообщу одну тайну: народу пофиг. Народ, как это указано выше в разделе о языке, должен быть объектом национальной политики, а не субъектом перемен в ключе КХП-БНФ.
В поисках, на кого же здесь можно было бы опереться, следует задаться извечным вопросом: Cui prodest? Кому выгодно? Кто выиграет от укрепления независимой Беларуси, вызревания культуры, языка, отличных от наследия исчезнувшей империи? Над ответом не следует ломать голову. Просто оглянитесь вокруг. Посмотрите, какой класс стал двигателем стратегий нациообразующих процессов в других постсоветских странах. Ответ очень прост: мелкий, средний и крупный бизнес. Упомянутые выше буржуа.
Сплотившись в чувстве искусственного (а кто будет жаловаться?) «братства» с номенклатурой, они стали защищать свою «поляну» от «старших» товарищей с разных сторон. Которые бы с удовольствием не только управляли страной, но и господствовали на ее рынке по исключительному праву выходцев из метрополии. Недаром же самые преданные читатели белорусских книг и посетители курсов белорусского языка — бизнесмены. Я сильно люблю именно ту АЗС, на которой ко мне постоянно обращаются на идеальном родном языке.
Учет всех обозначенных выше нюансов позволит избавить национальную идею от напрасных ответвлений. Ситуация, когда «СБ» проводит круглые столы на тему белорусского языка (пусть и не приглашая белорусских писателей и других людей, которым точно есть что сказать), а «Белая Русь» организует субботники в Куропатах — знак времени, когда все, что казалось мечтами, начало воплощаться в реальности. Дальше будет только лучше. Если не наступать на грабли.
