Найти
20.09.2017 / 18:0620РусŁacБел

Северная Евразия под властью слов: вышла из печати инновационная история России и ее соседей

Редакция российско-американского журнала «Ab Imperio» на протяжении последних лет работала над проектом нового курса российской истории. Изданная в этом году работа «Новая имперская история Северной Евразии. Конкурирующие проекты самоорганизации: VII—XVIII вв.» предлагает оригинальный, направленный против старых схем и штампов, взгляд на историю региона. Книгу рецензирует Антон Левицкий.

Северная Евразия

Главной задачей исследования, задуманного как своего рода экспериментальный учебник, был не свод архивных источников (как понимают историческую науку в Беларуси), но постановка оригинальных вопросов, приложение понятий и критический пересмотр традиционных повествований о прошлом.

Вместо России в фокусе внимания находится «Северная Евразия» — условный регион, в который в зависимости от исторического периода «входили» разные современные государства (в том числе Беларусь, Украина, Польша, балтийские страны и др.).

Этот регион авторы «сформировали» для того, чтобы избежать издержек традиционных национальных историй. Они пишутся так, будто та или иная страна существовала всегда: из учебников по истории Беларуси исключают Киев и Новгород, а в прообраз «нации» своевольно записывают Полоцкую землю и Туровскую волость.

Нечто подобное происходит и с историей России, где со времен Карамзина концентрируются на истории государства и занимаются символическим присвоением великой традиции, начало которой лежит в т. н. «Киевской Руси» (авторы издания пользуются приближенным к источникам названием — «Роуськая земля» или просто «Роусь»).

Последствия такого метода написания истории могут оказаться далеко не безобидными. Считается, что историки XIX века, занятые подобными этническими чистками в своих работах (если история России, то только о русских, и т д.), поспособствовали идеологиям, которые в последующем столетии вызвали реальный взрыв этнического насилия.

Введение понятия «Северной Евразии» позволяет авторам курса сконцентрировать внимание на иных, чем обычно, процессах. Им интересны опыт самоорганизации и солидарности (так они понимают нацию), изменения в социальном воображении (когда государство из самоличного владения монарха превращается в заботу о совместном благосостоянии) и стихийное управление разнообразием.

Такая перспектива позволяет включать в анализ такие разные страны и исторические сообщества, как казачество, Блистательная Порта и Речь Посполитая обоих народов.

Нация

Картина прошлого, которую предлагают авторы курса, не сосредоточена на некоем одном национальном государстве. Это не значит, что понятие нации утрачивает свое значение. Напротив, сюжет о нации относится к сквозным в книге.

В определении самого понятия авторы вдохновляются рассуждениями Бенедикта Андерсона. Нация понимается как воображаемое пространство солидарности, как «живое переживание заочного членства в сообществе «своих». Это не природное единство группы людей, а способ организации политической общности — допуска к гражданским правам.

Понимаемая таким образом нация превращается в производительный инструмент исторического анализа. Возможно, слабостью предложенной трактовки является ширина ее возможного приложения. Например, авторы учебника трактуют, как нацию, и феодальную систему вассального подчинения, и русскую интеллигенцию начала ХХ века.

Тем не менее, исследовательский результат такого подхода очевиден. Он позволяет иначе взглянуть на нацию как на конкретный предмет исторического повествования.

Эмпирическая точность такого подхода позволяет сформулировать новые вопросы, увидеть ранее проигнорированные параллели. Например, почему шляхетская демократия в Речи Посполитой имела успех в XVI веке, а в дальнейшем пришла в упадок?

Или как неопротестанты-штундисты повлияли на практику украинского национализма?

При этом не исчезают из виду и ранее существовавшие представления о нации; они имели свои конкретные последствия. XIX столетие стало эпохой формирования национализмов, и Россия не была исключением. С 1860-х годов бывшая империя, существование которой проистекало из династии, стала все чаще пониматься как национальное государство россиян. Остальные народы становились «инородцами» — чужаками, неблагонадежным элементом. Особенно сильно усвоил это видение Николай II, полагают авторы учебника. Его неспособность принять разнообразие своего государства, участие в нем нерусских народов они считают одной из причин драматического краха его династии.

Участие в современности

Понятие нации по смыслу связано с другим важным уровнем учебника. Речь идет об участии в европейской современности. Этот сюжет непосредственно важен для белорусского читателя.

В XVI веке, показывают исследователи, в Европе существовало несколько «пороховых империй» — мощных государств, которые определяли политику того времени. Такие страны, как Османская империя или Московия (в какой-то степени и Речь Посполитая), отличались военной мощью. Но большинство этих государств в дальнейшем постиг упадок.

Причина этого лежала в способе представления государства и общества (социальном воображении), считают авторы. В XVII веке в европейских государствах начинает распространяться камерализм — учение о том, что государство должно быть устроено рационально и ставить целью благополучие подданных.

Стремительное распространение этих идей привело к тому, что в XVIII веке постепенно изменилось воображение общества, жившего в пределах конкретного государства. Зарождается идея нации как источника государственного суверенитета. Результаты «камералистской революции» можно усматривать уже в развитии просветительского абсолютизма.

Но не всем обществам удалось в равной степени усвоить камерализм. Предпосылкой успеха этого учения было наличие развитой общественной сферы — пространства публичной дискуссии. Именно в ее рамках происходило укоренение этого мировоззрения. Страны, которые не имели таких общественных сфер, проиграли историческое состязание.

Случаи Речи Посполитой и Московии здесь явно исключительные. Первая оказалась на обочине прогресса по целому ряду причин; авторы «Новой имперской истории» считают, что главную роль сыграла слабость республиканской власти. В тогдашней же Московии сильная централизованная власть с середины XVII века открыла для себя потенциал камерализма. Своего пика его победное шествие в России достигло в XVIII столетии.

С тех пор Россия традиционно рассматривалась как современное государство, равноправный субъект европейского сообщества. Особенно ярко это видно в 1850-е годы, когда поражение в Крымской войне было осмыслено как болезненное открытие собственной отсталости — отлучение от европейской культуры того времени, что стало мощным внутренним импульсом для реформ.

В этом контексте становится ясно, как империя способствовала «национальной самоорганизации народов». Реорганизуя архаичный имперский механизм, власти России столкнулись с динамическим разнообразием подвластной им территории. В процессе управления этими территориями они способствовали появлению новых народов и наций. Как это произошло с белорусами, описал Валер Булгаков (в книге «Гісторыя беларускага нацыяналізму»). «Новая имперская история» позволяет увидеть белорусский случай в более широком контексте.

Господство слов

Книге присущ ряд важных новаций, которые невозможно раскрыть здесь подробно. Это и многочисленные остроумные объяснения общеизвестных сюжетов (от Ольги со Святославом до смуты и аграрного вопроса революционной эпохи). Это и строгая организация материала вокруг нескольких четких сюжетов (управление разнообразием и самоорганизация через изобретение и заимствование идей).

Это, в конце концов, демонстрация того, что традиционное «разделение труда» между гуманитарными дисциплинами — ошибочно: историки также могут работать с теорией (об этом не знают не только в Беларуси).

Главная установка книги в том, чтобы изучать власть слов (дискурсов или воображения). Это хорошо видно, например, в объяснении опричнины Ивана Грозного. Неслыханный взрыв насилия авторы учебника объясняют отсутствием языка, с помощью которого Иван IV имел бы возможность осмысливать царскую власть. Напряженный поиск выразительных средств привел его от коронации — через попытку завоевать новые территории (Ливонский орден) — к безумной инсценировке завоевания собственной страны.

Такое понимание исторического процесса (в какой-то степени противопоставленное историческому материализму) действует на метауровне книги. И из него следует понимание практического рацио исторической науки.

Именно историки, как считают авторы, конструируют образы будущего. Это объясняется в предисловии под красноречивым заголовком: «Кому будет нужна история завтра». Отсюда очевидно следует и политический эффект, которого должна достичь эта книга. Или, по крайней мере, могла бы — если бы стала широко использоваться в педагогической практике.

Безусловно, с такой интерпретацией исторического процесса можно спорить, что не отменяет главных достижений этой работы. Образцовое применение современных гуманитарных теорий делает ее обязательной для прочтения в Беларуси, по крайней мере, для историков.

Антон Левицкий

Хочешь поделиться важной информацией
анонимно и конфиденциально?

Клас
Панылы сорам
Ха-ха
Ого
Сумна
Абуральна
Чтобы оставить комментарий, пожалуйста, включите JavaScript в настройках вашего браузера
Чтобы воспользоваться календарем, пожалуйста, включите JavaScript в настройках вашего браузера