Как Рюриковичи в XIII веке предопределили геополитическую ориентацию белорусов, русских и украинцев
Вопреки имеющимся стереотипам, часть «русских» князей была не против союза с крестоносцами. Пишет Филипп Подберёзкин.
В постсоветском общественном дискурсе новгородский князь Александр Невский известен в первую очередь по созданному фильмом Эйзенштейна и сталинской пропагандой образу как борец с западным «нашествием» — Немецким (Тевтонским) орденом и шведами. Отметим, что в российских медиа мало говорят о другом векторе политики Александра, связанном с оказываемой ему поддержкой монгольского хана. По одной из версий, именно со времен сотрудничества Невского с татаро-монголами берет начало традиция российского деспотического самодержавия.
Однако источники — Псковская и Новгородская летописи, немецкие хроники — позволяют говорить о существовании на Руси в первой половине XIII в. и «западной альтернативы», которая воплотилась в политике псковских князей. Они стали союзниками рижского епископа Альберта и полоцкого князя Владимира, но врагами Александра Невского и его отца, суздальского князя Ярослава Всеволодовича.
Надгробная доска с изображением князя Владимира Мстиславича и княгини Агриппины, изготовленная для собора в Ржеве в конце XVII в. Цветная литография из книги уроженца Полоцка А.К. Жизневского «Описание Тверского музея: Археологический отдел» (Москва, 1888).
Восстание против князя
Князь Владимир Мстиславич был сыном новгородского князя Мстислава Ростиславича Храброго. С 1208 года Владимир княжил в Пскове, во главе псковских и новгородских полков ходил на Литву, которая частыми набегами беспокоила население Полоцкой, Псковской и Новгородской земель.
Но на четвертый год правления произошел кризис власти. В мае 1212 года хронист Генрих Латвийский отмечает, что «рутены из Пскова восстали против своего князя Владимира, отдавшего дочь в жены брату епископа рижского, изгнали его из своего города с семьей. Он бежал к королю Полоцка, который принял его неохотно. Тогда он пошел со своими мужами и родом своим к Риге и был там радушно принят епископом».
Косвенные сведения об изгнании можно найти и в Новгородской летописи, которая под 1213 г. сообщает: «В Петровский пост наехала литва безбожная, Псков сожгла; псковичи же в то время изгнали князя Владимира». Такие же свидетельства находим в псковской летописи, в которой Владимир почему-то назван «литовским князем».
Интересно, что ни новгородский, ни тем более псковский летописец не сообщают причину изгнания князя, которую они, вероятно, знали, однако рассказывать не хотели, сосредоточив внимание на литовском набеге. Процитированный выше текст из хроники Генриха содержит информацию, которую сам изгнанный князь мог сообщить в Риге. Убедительным представляется замечание к этому отрывку российской исследовательницы Веры Матузовой: «Родство князя не просто с главой католического государства, а с католическим епископом было особенно нежелательным для церковных властей Новгорода и Пскова». Вполне возможно, что изгнание Владимира мог организовать псковский православный епископ, имевший в городе большее влияние, чем князь. В Пскове, как и в Новгороде, которые являлись боярскими республиками, нежелательные князья долго не засиживались.
Полоцкий приём
После изгнания из Пскова Владимир решает отправиться к полоцкому князю (тоже Владимиру). Почему же он едет не к родственникам в Ригу, хотя расстояния до Риги и до Полоцка примерно одинаковы? Видимо, изгнанник руководствовался феодальными традициями. По условиям «вечного мира» 1210 года между рижским епископом Альбертом и полоцким князем Владимиром, первый обязался собирать дань с язычников-ливов для Полоцка. Таким образом, по обычаю того времени, рижский епископ становился формальным вассалом Полоцка. Ведь раньше ливы (язычники, населявшие земли современной Латвии) платили дань вассалам полоцкого князя — князьям Кукенойса и Герцике.
Но в Полоцке псковичей приняли нерадушно, и князю пришлось ехать в Ригу. Можно предположить ряд версий, почему полоцкий князь так обошелся с изгнанником. Возможно, Владимир Полоцкий хотел сохранить хорошие отношения с Псковом и Новгородом в надежде, что они могли бы помочь в неизбежном конфликте с немцами.
Замужем — не за епископом
Конечно же, дочь Владимира псковского была замужем не за рижским епископом Альбертом. Католическим священникам тогда, как и сегодня, жениться было запрещено. Ее мужем был Теодорих (Дитрих) фон Буксгевден, брат епископа Альберта, а фразу Генриха Латвийского «отдал свою дочь в жены епископу рижскому» следует воспринимать опосредованно. Владения Теодориха фон Буксгевдена, а также его родственников и вассалов граничили с Псковской землей и находились на территории епископства Дерпта (ныне город Тарту в Эстонии). В дальнейшем, Теодорих, его родственники и вассалы сыграют важную роль в жизни Ярослава, сына князя Владимира Псковского.
Битва на Липице
В конце 1220-х Ярослав Владимирович начнет борьбу за отцовское наследство — Псков, опираясь на поддержку новгородских и псковских бояр, недовольных управлением суздальского князя Ярослава Всеволодовича (отца Александра Невского).
С суздальским князем в первом десятилетии XIII в. соперничали новгородский князь Мстислав Удатный и псковский Владимир. Борьба завершилась в 1216 их победой в битве на реке Липица.
Стремление же суздальских князей к верховенству на всей Руси нельзя рассматривать как обыкновенную династическую борьбу. У Владимиро-Суздальской Руси была своя традиция правления: неслучайно некоторые из суздальских князей называли себя «царями», а впоследствии многие из них получали великокняжеский стол непосредственно из рук монгольского хана. Борьба суздальских князей с конкурентами, их ориентация на татар — в противовес западной «альтернативе», которую выбирали для себя князья Галицко-Волынской Руси, частично Псков, Новгород и Полоцк, — имели решающее значение для дальнейшего исторического развития народов-приемников Руси, этногенез которых сложится в границах Великого Княжества Литовского и Великого Княжества Московского.
Ярослав, выкупленный немцами
Когда читаешь летописи, складывается впечатление, что Ярослав боролся не столько за псковский стол, сколько против сторонников суздальских князей, которые правили Новгородом и были кровными врагами его отца. Псковские бояре были заинтересованы в полной независимости от Новгорода. Чтобы достичь этой цели, Ярослав Владимирович решил опереться на поддержку своих немецких родственников в Ливонии и присягнул епископу Дерпта.
Под 1233 годом Новгородская летопись сообщает: «Изгнали из Изборска Борисову чадь с князем Ярославом Владимировичем и с немцами. Псковичи ж, обложив Изборск, схватили князя и немца Данилу убили, а другие убежали. И отдали (пленных) великому князю Ярославу, а тот, заковав, отправил их в Переяславль». Под «Борисовой чадью» следует понимать сторонников боярина Бориса Негоцевича, которые поддерживали Ярослава Владимировича и были противниками того, чтобы Новгород и Псков ориентировались на суздальских князей. Военную помощь Ярославу оказывали немцы, под которыми следует понимать вассалов епископа Дерпта. Наверное, убитый немец Данила был одним из людей Теодориха, шурина Ярослава Владимировича. Во всяком случае первый блин для Ярослава вышел «комом», и псковичи выдали его новгородскому князю Ярославу Всеволодовичу, который отослал его в Переяславль, подальше от сферы его интересов. Таким образом суздальцы намеревались политически «похоронить» претендента на псковский стол.
Однако под 1235 г. новгородский летописец отмечает, что немецкие родственники выкупили Ярослава Владимировича, вернув его таким образом в «большую политику».
Следующее упоминание о нем связано с походом под Изборск и Псков в 1240 году. Примечательно, что поход состоялся сразу после известной битвы Александра Невского со шведами на Неве. В походе участвовали вассалы Теодориха. На этот раз поход был удачен, и Псков немцы захватили. Любопытным, однако, представляется тот факт, что князь Ярослав не остался в городе, который в свое время принадлежал его отцу. В Пскове остался немецкий гарнизон во главе с боярином Твердилой Ивановичем.
Семейная драма
Причины того, что князь отказался сесть на псковском столе, за который он так долго вел борьбу, могли быть связаны с обстоятельствами, упомянутыми в связи с чудом в монастыре Св. Иоанна в Пскове 1243 года: «Того же месяца… от иконы святого Спаса над гробом княгини Ярослава Владимировича, которую убил ее пасынок в Медвежьей голове, истекало миро от иконы…»
У нас нет ясности относительно обстоятельств гибели упомянутой здесь жены Ярослава Владимировича. Новгородские летописи не приводят имени княгини — оно появляется только в более поздних источниках, прежде всего в «Житии» святой княгини Евпраксии. Будто бы именно она, дочь князя из полоцкого рода, была первой женой Ярослава Владимировича. Но после того как Ярослав ушел в Ливонию, разошлась с ним. А он женился на немке. И в крепость Оденпе, где произошла трагедия, Евпраксия приехала на переговоры о приданом. И там была убита. Однако часто «жития» составлялись по определенному канону, на хронику событий и историческую правду в них мало обращали внимания. Более логичной представляется иная версия.
Из летописного упоминания следует, что у Ярослава была первая жена, вероятно, немка из Ливонии. Вторая жена, убитая в «Медвежьей Голове» (иначе Оденпе, или Отепя, Otepää —город в современной Эстонии), скорее всего, была русской и носила в лоне потенциального наследника псковского стола — недаром она была похоронена в монастыре Св. Иоанна, в котором обычно хоронили представительниц псковских боярских родов. Вероятно, сын от первого брака и убил беременную мачеху, чтобы обеспечить себе право наследования, которое могло быть оспорено псковскими боярами и духовенством, поскольку псковичи и их «старшие братья» из Новгорода не хотели бы видеть на псковском столе ливонского княжича. Вероятно, тот мог получать «инструкции» от могущественных родичей — рижского архиепископа и его родственников-Буксгевденов. Последние не раз пытались силой посадить в Пскове и Изборске «своего» князя.
Вполне возможно, что личная трагедия — гибель жены от рук сына — и повлияла на решение князя Ярослава отказаться от Пскова и прекратить активную политическую деятельность. Во всяком случае, в Новгородских летописях больше ничего не говорится о походах князя против единоверцев.
Утраченные перспективы
Родство и сотрудничество одной из династических ветвей русских князей Рюриковичей с представителями католических политических образований в XIII в. само по себе можно считать достойным внимания историческим кейсом. История Руси того времени стереотипно воспринимается как непрерывная борьба с монголами, немецким и шведским нашествием, литовскими «феодалами». Между тем, источники представляют нам случаи, которые не вписываются в традиционный тренд «антизападной» ориентации Руси, воплощением которой стал князь Александр Невский со своими потомками — будущими великими князьями московскими. Псковские князья Владимир и его сын Ярослав, сделав выбор в пользу союза с католическими политическими кругами, были вовлечены в феодальные отношения сюзеренитет-вассалитет по европейскому образцу. Развитие традиции таких династических отношений, вероятно, было прервано ввиду личной драмы Ярослава Владимировича.
С тех пор князья Пскова и Новгорода, приглашаемые туда местным боярством, не завязывали тесных отношений с Немецким орденом и Ригой. Тем не менее преемникам Рюриковичей и их ветви — полоцким Рогволодовичам — пришлось так или иначе прийти к выбору политической ориентации. Как результат, Полоцк, Витебск, киевские и галицко-волынские князья со временем попали под власть литовских князей, доказавших свое превосходство над Орденом меченосцев, наголову разбив немецкое войско в битве под Шяуляем (1236). Впоследствии в орбите литовского влияния окажутся и Тверское, и Смоленское княжества.
По нашему мнению, именно узкая политическая элита, представленная частью князей Рюриковичей в XIII—XV вв., во многом предопределила последующую геополитическую ориентацию народов Восточной Европы — белорусов, русских и украинцев. А эта статья напоминает об одном из неоправданно забытых эпизодов выбора, происходившего в сложном контексте политических интриг и личных трагедий.
***
Об авторе.Филипп Подберёзкин род. в 1991 года в Минске. Выпускник истфака БГУ. Стажировался в Лейпцигском университете. Занимается контактами германцев и восточных славян в позднем Средневековье (XIV—XVI вв.).
Читайте также:
Олег Дернович: История Беларуси. Эпоха Балтики
