Мария Ровдо о «Карьере доктора Рауса» в РТБД
Удалось наконец посмотреть трагикомедию «Карьера доктора Рауса» в постановке Александра Гарцуева по пьесе Виктора Мартиновича. Признаюсь, я испытывала некоторую предвзятость, так как в свое время очень любила спектакль «Vita brevis, или Штаны святого Георгия» (по пьесе Мирослава Адамчика (Шайбака) и Максима Климковича) и посмотрела его раз пять. Надо сказать, что новая постановка на скориновскую тематику завоевала мое сердце, но оба спектакля настолько разные, что вряд ли это можно назвать изменой былому увлечению.
«Карьера доктора Рауса» — серьезное произведение, призывающее к рассуждению. В нем достаточно смешных моментов, но Скорина в нем не герой-любовник, как в «Vita brevis», а мученик-странник, блуждающий по Европе сквозь время и разного рода непонимание.
Через весь спектакль красной лентой проходит драма автора, который не чувствует себя прочитанным и услышанным. Скорина — человек, соответствующее название идентичности которого еще не придумано. При этом в спектакле он предстает человеком, который принадлежит миру, а не какой-то одной стране или этнической группе. Скорина — творческая личность, главный враг которой — «хороший мальчик в галифе», «порядочный» обыватель, которому мешают творческие устремления, странствующий образ жизни и сам факт существования художника. Не знаю, можно ли экстраполировать этот образ на все белорусское искусство или белоруса как такового, но мне представляется, что в определенной степени, судя по романам и постам в сети, такое самоощущение присуще и автору пьесы.
Спектакль получился на злобу дня. И это удивительно, потому что пьеса писалась не вчера и, как минимум, не прошлой осенью-зимой. Можно сказать, что подобный факт объясняется тем, что Виктор Мартинович обладает даром предвидения, но я по своим наблюдениям и анализу его текстов делаю вывод, что автор превосходно умеет прослеживать системные закономерности.
Постановка удалась. Она может существовать вне конкретного времени, но соответствует современным тенденциям мирового театрального искусства. Такая сценография и режиссура вполне могут быть перенесены на любую сцену интеллектуального театра.
Язык пьесы постмодернистский, а сам текст выстроен на современных языковых приколах. В чем-то этот ход напоминает мне некоторые отрывки из «Доггова Гамлета, Когоутова Макбета» Тома Стоппарда.
Сцены из немецкого периода — это, что называется, «гвоздем по стеклу», серьезное испытание для знатоков немецкой культуры (очень метко и от того не только комично, но и страшно). Лично мне на мгновение показалось, что «хороший мальчик в галифе», который символизирует встающий с колен немецкий народ, превратится в Гитлера.
Самый забавный элемент пьесы, на мой взгляд, — это адвокат-зомби. Как говорится, было бы очень смешно, если бы не было так грустно.
Московская сцена, «польские» приключения — no comment. Прочувствованы на своей коже не одним белорусом.
Когда Дмитрий Давидович в роли Доктора Руса читал отрывок из скориновского предисловия, хотелось слушать стоя, но сдержалась, чтобы не вывели под белы рученьки.
Вывод мой таков: Виктор Мартинович — все же белорусский писатель.
