Павел Берегович: Как тюрьма повернула российского бизнесмена к белорусским корням
Российский бизнесмен Павел Берегович финансирует премию для молодых белорусских литераторов, приобрел усадьбу в Волковысском районе и мечтает создать музей белорусской шляхты.
— Павел, расскажите, как вы открыли Беларусь как страну, и Беларусь в себе?
— О Беларуси я знал с детства. Моя бабушка родом с Витебщины. Знаю, что они с матерью жили очень бедно, ведь отец умер во время эпидемии гриппа в Первую мировую войну. Однажды учитель сказал бабушке, что пришла ее очередь приносить в школу дрова. Та обратилась к матери. «Да откуда у нас, доченька, дрова? Хворост собираю, чтобы протопить». Разумеется, она пришла в школу без дров, и учитель за шкирку вывел ее из школы. Это был первый класс. Так ее учеба закончилась.
Она всю жизнь была неграмотной. В деревне недалеко от Чашников она встретилась со своим будущим мужем — моим дедом, который в 1928 году служил в воинской части. Дед, бывало, покупал самогон у матери моей бабушки — у своей будущей тещи.
Когда началась война, дедушка с бабушкой жили в Петрозаводске. Они были эвакуированы на Урал. Там и родилась моя мама.
Бабушка меня вырастила, поскольку родители на работе были все время. Хотя она по-белорусски не говорила, но до конца жизни у нее был «акцент», как у нашего «лидера» сейчас. (Улыбается). Ну, и некоторые словечки попадались, как, например, «калідор». Поэтому я, парень, выросший в Свердловске, знал, что Беларусь существует.
Когда мы ходили в школе на первомайские демонстрации, я всегда нес белорусский флаг.
Как советский пионер я думал, что в Беларуси все говорят по-русски, как и во всем Союзе. Хотя в Беларуси не был ни разу.
Закончил школу, военное училище, институт, начал заниматься бизнесом. Иногда в российских газетах мне попадались новости о Беларуси. Помню, читал статью о Зеноне Пазняке и «страшных националистах-фашистах». А у нас в училище был командир, фамилия которого было Позняк, — здоровый, мощный дядя. Вот таким великаном мне представлялся и Зенон. (Улыбается).
А потом случилась такая история с нашим бизнесом. Мы попали под сильный прессинг со стороны мощной металлургической группы, обладавшей огромным административным ресурсом на Урале. После года нашей борьбы с ними меня и моего друга арестовали. Остальные наши партнеры сумели сбежать на Украину.
От нас требовали, чтобы мы отказались от имущественных прав в пользу этой группы, а нас потом за это освободят. Мы не соглашались — поэтому продолжали сидеть.
Эта история затянулась на долгое время. Пять лет мы провели в СИЗО.
В камере у меня был телефон, и я мог пользоваться Интернетом. Понятно, что это было нелегально. У нас и «шмон» устраивали, а мы прятали.
Однажды прочитал в «Нашей Ниве», что вышла книга Сергея Шапрана «Дожить до зеленой травы» — переписка Быкова с Бородулиным. Я обратился к адвокату и попросил ее купить. Это была первая моя белорусская книга. Я начал читать и больше, чем половину, не понимал. (Улыбается). Пришлось заказывать словарь. Он мне не сильно помогал, поскольку у Рыгора Ивановича столько новообразований! Но одолел эту книгу, и она мне очень понравилась. Помню, меня поразили фотографии Быкова из этой книги, на которых он был очень похож на мою бабушку.
Так все и началось. Я начал заказывать другие книги. Помню, сидел, ждал свидания с адвокатом. Взял с собой почитать «Аrche».
Увидели мои товарищи по несчастью: «А на каком это языке?» Говорю по-белорусски. Приятно было ощущать свою непохожесть на других. И белорусский язык тому причина.
Затем написал письмо Олегу Трусову, попросил, чтобы меня приняли в Общество белорусского языка (Таварыства беларускай мовы — ТБМ). Он вскоре откликнулся и прислал мне бланк заявления. Так заочно я получил удостоверение. И стал думать, что можно делать в моем положении для Беларуси.
Помню, в детстве на меня большое влияние произвела книга Сергея Алексеева, которая рассказывала об истории России с древнейших времен. Как было бы хорошо издать интересную детскую книгу о белорусской истории! Я написал большое письмо Владимиру Орлову с этим предложением. Он рассказал, что его книга «Адкуль наш род» («Откуда наш род») вышла довольно давно и теперь ее уже не нет в магазинах. С тех пор выросло новое поколение белорусов. Орлов написал, что мог бы эту книгу переработать и дополнить. Мы решили, что будем это делать. Надеюсь, вскоре книга выйдет.
…Разумеется, я не горжусь тем, что оказался в тюрьме. Но, во-первых, в наше время в России, как и в Беларуси, очень легко туда угодить, занимаясь активной деятельностью — предпринимательской, общественной, политической. Сколько достойных людей сейчас за решеткой! И все, согласно приговорами, — страшные преступники: заговорщики, хулиганы, мошенники… Так и с нами произошло. Но сейчас, слава Богу, все эти дела закончились, и даже «судимость» моя снята.
Честно говоря, я благодарен заключению за те перемены, которые произошли в моей голове. Хотя, конечно, те годы были жестоким испытанием для моей семьи. Я очень долго не видел жены, не обнимал сына, родителей. А что чувствовали они — даже не представляю. Думаю, им было намного труднее, чем мне. За это я перед ними навечно в долгу.
В заключении во мне проснулся белорус. Я уже не мог себя отождествлять с той русской идеологией, которая предлагается сегодня российским государством — с ее имперскостью, насилием, наглой ложью. Мне надо было искать другую идентичность. Хотя я только на четверть по крови белорус, но не это главное. Главное — это самосознание.
Сначала друзья мне говорили: «Ты, случайно, с ума не сошел со своей Беларусью?» Ну уж теперь они привыкли и предлагают: «Может, ты гражданство белорусское примешь?» Приму, говорю, но не сейчас.
Я имею право на гражданство, поскольку моя бабушка родилась и жила на территории Беларуси. Сохранилась метрика Чашникской церкви 1911 года. Мне нужно доказать, что она моя бабушка по матери, и я смогу получить гражданство Беларуси. Иногда думаю: «А почему бы нет?»
— Какие впечатления у вас остались от первой поездки в Беларусь?
— Это было в декабре 2010-го. Владимир Орлов предложил съездить в Полоцк, к нему на родину. Он мне показал Софию, мы прошлись по улочкам древним… Беларусь мне понравилась сразу. Может, это иллюзия, самообман, но мне здесь легче дышится, чем в Екатеринбурге.
Многое изменилось в худшую сторону в России с тех пор, как пришел Путин, и это меня угнетает.
Я понимаю, что в Беларуси не многим лучше, а, может, и хуже. Но чувствую себя я здесь лучше и поэтому часто сюда приезжаю.
Во время недавней поездки, вечером у костра в Турове мы разговаривали с друзьями о том, что в Беларуси уютнее, и у людей есть ощущение, что это их страна. Может, я ошибаюсь или встречаю таких людей, для которых это что-то значит…
Но мне кажется, что в Беларуси больше разумного патриотизма. В России человек не чувствует, что этот кусок земли, на котором он живет, полностью его. Поэтому там все временное, поэтому повсюду грязь, мусор. И патриотизм там великодержавный или ксенофобский, злой. Грустно все это.
— Многие из россиян, посещающих Беларусь, связывают чистоту улиц с тем, что страной управляет Лукашенко. Мол, у вас тут чистенько, потому что он вас всех дисциплинирует, и поэтому у вас порядок.
— Я все время боялся, что меня вывернет на этот путь: в Беларуси есть Лукашенко, поэтому здесь очень чистенько. А это абсолютно никак не связано. Здесь просто люди по-другому воспитаны, по-другому живут. И будет Лукашенко или нет — все равно будет так, как есть. Чистенько — это не его заслуга.
— Вы уже несколько лет живете в Таллинне. Чем, по вашему мнению, белорусы отличаются от русских и от эстонцев? В чем наша особенность?
— Белорус ощущает себя частью своей страны. И это накладывает определенные ограничения на его поведение. Русский с этой точки зрения меньше ощущает эту связь, поэтому и ведет себя менее обдуманно, без оглядки на то, что его окружает, на мнение людей. Очень часто это русское удальство переходит все границы.
А белорусы значительно сдержанней.
Эстонцы — это другой полюс. Еще более сдержаны, чем белорусы, и очень закрытые. Это хуторская нация. возможно, белорусы выглядели бы сегодня такими, если бы не было коллективизации.
У меня не очень широкий круг знакомых-эстонцев. Часто приходится от них слышать: «Вот, вы, русские, часто собираетесь вместе, веселитесь, песни поете… А мы, эстонцы, в гости друг к другу не ходим. А когда встречаемся — каждый съест то, что принес, и разошлись». Может, это преувеличение. Но что-то в этом есть.
— Как думаете, что могло бы объединить белорусов? Какое яркое событие…
-…Или, может быть, личность? (Улыбается.) Людей объединяют язык, история, религия, семья. А все это — культурные явления. Неслучайно захватчики всегда стремятся лишить завоеванные страны их культурного наследия. Так было и с российскими захватчиками, которые приходили сюда и, прежде всего, стремились уничтожить национальную культуру. Целенаправленно проводилась политика уничтожения политических и культурных элит, национального самосознания, языка. Потому что национальная культура — это знамя, которое объединяет людей. Национальная культура существует только на основе родного языка. Другого не бывает. Это не комплексы и фобии националистов.
Если вы начнете углубляться в историю — найдете много примеров того, что со времен Екатерины II и до нашего времени существовали специально разработанные программы русификации и колонизации Беларуси. Поэтому и сейчас не в почете настоящая национальная история — ведь она разоблачает колонизаторов — русификаторов и их приспешников всех времен.
Во время поездки по Припяти я познакомился с человеком, который когда-то работал в Доме литератора. Он рассказал, что сейчас живет в Городище под Новогрудком, и на всю деревню он единственный, кто говорит по-белорусски. «Жизнь прошла впустую, — говорит он. — Все пропало…».
Я спросил Владимира Орлова, разделяет ли он эту мысль. «Знаешь, Павел, — ответил он, — когда-то в Минске не было ни одной школы с обучением на белорусском языке. Да, сейчас положение незавидное. Людей веками запугивали насилием над белорусской идеей и белорусским словом, потому инстинктивно они стремятся избегать всего белорусского, но огонек теплится в золе. Я верю в то, что когда-нибудь все изменится».
Орлов видит свою цель в том, чтобы подпитывать белорусскую культурную почву, чтобы она не исчезала. И в этом он оптимист. Орлов знает: то, что написано им, то, что другие делают — это все даст результат. Ведь так было везде и всегда. Я считаю, что и мы должны делать так, чтобы расширять круг таких людей.
Вижу, что белоруссизация идет в современной музыке, литературе, в общем, в культурном мейнстриме. Может, определенному кругу людей и дела никакого до культуры нет. Но ориентироваться надо на культурные элиты, потому что они и только они могут изменить общество.
— Когда вы приобретали усадьбу в Подороске, ваша жена вам не говорила: «Что ты делаешь, Павел? Давай лучше купим домик в нормальной стране, где можно вести бизнес. А там риски… Ну разве ты не бизнесмен, разве ты не знаешь, куда ты лезешь? Ну, вот, открыл ты для себя свою родину — езди туда, встречайся с интересными людьми. А дом, зачем?»
— (Смеется.) Вы так хорошо все передали. Даже интонации те же. Я хочу, чтобы меня поддерживали самые близкие люди. И это было неординарное событие в жизни нашей семьи. Приходилось убеждать и приводить доводы, почему я решил приобрести эту усадьбу. Это не столько даже бизнес-доводы. Хотя и такие есть, иначе ничего не получится. Но главная идея — признание миссии, которую каждый должен нести. Кому-то дано художественное слово и способность писать книги. А если у меня есть деньги, я не буду их складывать под задницу. Возможно, и годы, проведенные в заключении, на это повлияли. Я видел, как быстро и внезапно может оборваться жизнь человека. Вот посадили тебя в автозак с человеком, больным туберкулезом, ты заболел, и ничего тебе в жизни больше не нужно. Тогда и возникает внутренняя необходимость постараться что-то оставить после себя.
— И это был главный аргумент?
— Последний. (Улыбается).
— Какие работы вы сейчас там ведете и когда, наконец, пригласите на открытие?
— В конце 80-х годов там подготовили проект реставрации. Но это было четверть века назад. Поэтому мы должны заново провести все исследования. Изучаем состояние фундаментов, стен, крыши, и затем начнем с архитектором делать проект. Может быть, в следующем году сможем восстановить кузницу и небольшой жилой дом в парке, где, может быть, откроется кафе. Парк попробуем привести в надлежащее состояние, чтобы там было интересно проводить время. А на сам дворец года три-четыре нужно.
— Павел, скажите, почему вы финансируете литературный конкурс «Дебют», а не конкурс «Мисс Беларусь» например?
— На «Мисс Беларусь» нужны такие деньги, каких у меня нет. (Смеется). А молодым литераторам надо помочь. Возможно, материальная составляющая даст им возможность издать новые книги. Зимой мы зарегистрировали благотворительный фонд «Вяртанне» («Возвращение»), через который будем поддерживать конкурс, в том числе и финансово.
Поддержка молодежи вселяет надежду, что будет сохранено среда, с которой может начаться третья волна возрождения языка и культуры.
— Можете назвать ваших любимых авторов современного белорусского литературы?
— Конечно, это Короткевич, Бородулин, Быков. С удовольствием читаю Виктора Мартиновича. Мне нравится Бахаревич. На одном дыхании прочел его «Гамбургский счет», который стал для меня энциклопедией-справочником белорусской литературы. Теперь ищу книги тех авторов, о которых он пишет. Вот буду читать Лукаша Калюгу. Сильное впечатление произвел роман Некляева «Автомат с газировкой с сиропом и без». С нетерпением жду новых произведений Владимира Орлова. Не могу не отметить авторов, которых читал в журнале «Верасень»: Насту Кудасову, Дарью Кабакову, Лизавету-Доминику Пономареву. Я много читаю и стараюсь знакомиться с различными авторами.
— Павел, а своему сыну вы читаете белорусские книги?
— Да. Мой сын уже знает, что у него белорусские корни. Он носит бейсболку с бело-красно-белым флагом. Я читал ему Короткевича, но пока по-русски, чтобы пробудить интерес. Ему 10 лет, и прямолинейное навязывание ничего не даст. Я стараюсь не давить на других своей белорусскостью. Человеку сложно одолеть этот путь враз.
